Художник зыбкого мира

Я, кажется, раньше уже говорил, что мои отношения с семейством Сугимуры после его смерти – когда я покупал последний из его домов – не слишком располагали к тому, чтобы я сохранил об этом семействе теплые воспоминания. И все же стоит мне оказаться вблизи парка Кавабэ, как я начинаю думать о Сугимуре и о его великих планах и, признаюсь, испытываю восхищение этим человеком. Ведь тот, кто стремится подняться над повседневностью, вырваться за рамки посредственности, безусловно, заслуживает восхищения, даже если в итоге и терпит крах из-за своих честолюбивых планов. Более того, мне кажется, что Сугимура умер, отнюдь не чувствуя себя несчастным. Ибо поражение, которое он потерпел, ничуть не похоже на жалкие неудачи заурядных людей, и такой человек, как Сугимура, не мог этого не понимать. Если тебе не удалось сделать то, на что другие не имели ни смелости, ни желания даже решиться, это вполне может служить утешением – да нет, вызывать глубокое удовлетворение! – когда оглядываешься на прожитую жизнь.

Но я опять отвлекся; в мои намерения совершенно не входил столь подробный рассказ о Сугимуре. Итак, в тот день мы с Сэцуко просто гуляли по аллеям парка Кавабэ, и я наслаждался беседой с дочерью, несмотря на некоторые ее туманные замечания, смысл которых я полностью понял лишь некоторое время спустя. Впрочем, разговор нам все равно пришлось прервать, поскольку уже близился час назначенной встречи с Норико и Итиро, а впереди уже завиднелась статуя императора Тайсё, возле которой они и должны были нас ждать. Я уже всматривался в лица сидевших на скамейках возле памятника, когда услышал громкий мальчишеский голос:

– А вот и дед!

Итиро бежал ко мне, раскинув руки, но в последний момент, видно, передумал обнимать меня и с торжественным видом протянул мне руку для рукопожатия.

– Добрый день, – сказал он очень деловым тоном.

– Ну, Итиро, ты стал совсем взрослым! Сколько ж тебе лет-то исполнилось?

– Восемь, наверное. Пожалуйста, дед, идем вон туда, мне нужно кое-что обсудить с тобой.

Мы с Сэцуко последовали за ним к скамье, где нас ждала Норико в новом ярком платье, которого я никогда раньше на ней не видел.

– Как ты сегодня весело выглядишь, Норико, – сказал я ей. – Я начинаю думать, что стоит дочери покинуть отчий дом, и она сразу становится неузнаваемой.

– А с какой стати женщина должна одеваться кое– как только потому, что она вышла замуж? – мгновенно парировала Норико, хотя мой комплимент ей был явно приятен.

Потом, помнится, мы еще немного посидели у памятника императору Тайсё, мирно беседуя. Собственно, в парке мы встретились потому, что дочери мои давно уже собирались пройтись вдвоем по магазинам, а я обещал им, что зайду с Итиро в большой универмаг, мы пообедаем там в кафе, а потом я покажу ему центр города. Итиро не терпелось поскорее уйти, и он все тянул меня за руку и ныл:

– Дед, идем! Пусть эти женщины друг с другом болтают. У нас же с тобой дел полно!

Мы оказались в кафе универмага чуть позже того времени, когда у служащих бывает перерыв на обед, и народу в зале почти не осталось. Итиро некоторое время изучал выставленные для выбора блюда, а потом вдруг повернулся ко мне и сказал:

– А догадайся, дед, какую еду я теперь больше всего люблю?

– Хм… не знаю, Итиро. Пирожные? Мороженое?

– Шпинат! Шпинат – вот что дает человеку силы! – Он напыжился, старательно демонстрируя мне свои бицепсы.

– Ясно. Ну что ж, в «Джуниор-ланч» тоже входит шпинат.

– «Джуниор-ланч» – это для малышей!

– Возможно. Но это вкусно, и дедушка тоже, наверное, себе такой закажет.

– Ладно. Тогда и я закажу «Джуниор-ланч». Просто чтобы составить тебе компанию. Только ты скажи, чтобы мне принесли побольше шпината, ладно?

– Обязательно скажу.

– А знаешь, дед, и тебе нужно есть шпинат как можно чаще. Он дает человеку силы.

Итиро выбрал столик у широкого окна и, ожидая, пока принесут наш заказ, все прижимался носом к стеклу, разглядывая главную улицу нашего города, деловито шумевшую четырьмя этажами ниже. Мы с Итиро не виделись больше года – с тех пор, как они с матерью в последний раз приезжали к нам, на свадьбе Норико он не был из-за гриппа, – и меня просто поразило, как сильно повзрослел он за это время. Он не только подрос, но и вел себя по-другому – гораздо спокойнее, без детских капризов. Особенно изменились его глаза: они смотрели теперь совсем иначе, гораздо серьезнее.

Глядя на внука, не отлипавшего от окна, я не мог не заметить, как сильно он становится похож на своего отца. Было в нем, конечно, кое-что и от Сэцуко – в основном в манере поведения и мимике. Но больше всего меня – причем уже не в первый раз – потрясло его сходство с моим покойным сыном. Просто удивительно, до чего Итиро напоминал мне восьмилетнего Кэндзи! Признаюсь, я всегда испытываю странное удовлетворение, если вижу в детях черточки, унаследованные от других членов семьи, и мечтаю, чтобы мой внук навсегда сохранил свое сходство с дядей.