Художники в зеркале медицины

Визит брата в развитии творчества Ван Гога сыграл решающую роль. Осенью этого года он сообщал, что намерен зарабатывать себе искусством на жизнь и в будущем не зависеть от финансовых ассигнований Тео. Он стал посещать выставки и мастерские художников в Гааге, но вскоре вынужден был написать своему другу Раппарду: «Я нахожусь в центре борьбы и знаю, чего я хочу, а эта болтовня об „иллюстративном“ не собьет меня с пути. Мое соприкосновение с кругом художников в целом закончилось, потому что я не могу себе точно объяснить: зачем и почему мне это нужно. Можно говорить о всякого рода особенностях, но получается так, что я иногда считаю себя правым».

Эта духовная изоляция очень угнетала его, но он не мог пересмотреть свои взгляды на искусство в угоду жалким вкусам публики, и об этот он писал Раппарду: «Иногда мне хотелось, чтобы мой друг пришел в мастерскую и посмотрел на мои дела, что очень редко случается, но я ни разу не хотел, чтобы мои вещи увидела публика. Мне небезразлично понимание моих работ, но в любом случае я должен следовать своему стилю и меньше всего думать о популярности». Из этих строк совершенно ясно, что он убежден в необходимости посвятить себя полностью искусству. Он нашел этот путь, хотя еще точно не знал, каким образом выполнить свое предназначение: «Я чувствую в себе силы, которые должны во что-то дальше вылиться, огонь, который во мне не гаснет, а разгорается, но я не знаю, чем все это для меня закончится».

В марте 1883 года, невзирая на трудности, которые ожидал, он писал своему брату: «Мне кажется, что я страшно богат, но не деньгами, а тем, что я нашел свою работу, что у меня есть что-то, чему я отдаюсь сердцем и душою, что наполняет мою жизнь содержанием и смыслом. Мое настроение переменчиво, но я в основном пребываю в радостном спокойствии».

В январе того же года Тео случайно поменялся ролью со своим братом Винсентом, потому что в Париже он принял на работу больную молодую женщину, в которую вскоре влюбился. Когда об этом узнал Винсент, то после долгого молчания смело заявил о своих отношениях с Син, указывая на то, что его любовная связь оставалась тайной, но продолжалась: «Желательно, чтобы знакомство между нами состоялось предварительно, это было бы верно и предусмотрительно. Я все сделал бы для того, чтобы это как можно лучше устроилось, но для этого вряд ли найдется другой дом, более подходящий, чем мой». Последнее, разумеется, не соответствовало истине, потому что Син жила у своей матери. Кроме того, Ван Гог представил ситуацию таким образом, что ему и Син необходимо избавиться от неопределенного положения, кроме того, Син была ему необходима как домохозяйка и сексуальная партнерша. Поэтому он пытался оправдать поведение брата, завуалировав его поступки своим братским милосердием. Тем временем его совместная жизнь с Син все больше и больше усложнялась, и он, зная о таких же проблемах у Тео, начал рассказывать ему о них откровенно и без утайки.

Его отношения с Син омрачились, как он объяснял, пагубным влиянием матери и брата. Он понимал ту «большую опасность, которая могла повториться в виде ее прежних ошибок», и его опасения были не беспочвенны. Син часто приходила домой пьяной, врала ему и встречалась с другими мужчинами. С самого начала было понятно, что женщина, которая для Ван Гога стала девушкой, нуждающейся в помощи, едва ли нуждалась в ней. Кроме того, трудно предположить, что она полностью удовлетворяла его эротические потребности, тем более если посмотреть на ее изображение на картине Sorrow и других — грубая женщина с безобразной и сильно обвисшей грудью.

Тем не менее, он с пылом защищал эту женщину: «Из всех старых чашек и блюдец, я желал бы только одну единственную ту, что пометила моя бедная, слабая, маленькая и любимая женщина, и я заботился бы о ней так хорошо, что, переживая мою бедность, и шага не сделал бы к тому, что разлучило бы нас, что помешало бы нам или причинило страдание». Да, в первое время их совместной жизни он беспокоился о состоянии ее здоровья и тратил значительные средства на профессора, который тогда занимался ею, потому что «она могла бы погибнуть, если бы вновь оказалась на улице, был разгар зимы, когда я с ней познакомился, и ей нужна была помощь».

Со временем это беспокойство о ней и материальная поддержка заметно уменьшились. С одной стороны, это было связано с постоянными спорами с ней и ее семьей, с другой — Тео мягко намекал, что его финансовая помощь, включая лечение самого Винсента, будет ограничена. Беспокоясь о будущем, Винсент впадал в депрессию: «Я думал, что было бы лучше, если б я в Боринаже вместо того, чтобы рисовать, заболел какой-нибудь болезнью и умер. Я тебе только в тягость и ничего с этим не могу поделать. Мне во всем видится черное… я не знаю, сколько я могу еще выдержать. Мне очень трудно, я чувствую, что скоро все вокруг меня рухнет. Я был бы здоровее, если бы так долго не голодал».