Читаем Художники в зеркале медицины полностью

С медицинской точки зрения, едва ли можно объяснить, что такой поворот событий обусловлен только отрезвлением, вызванным трудностями учебы. Предыдущая фаза болезни Ван Гога подошла к концу, фаза радостного ожидания сменилась фазой страха, основанного на внутренних причинах, как это формулировал Карл Леонгард. Такая интерпретация опиралась на сильное влечение к мазохизму, который ясно давал о себе знать. О его наказаниях и самоистязании, которым он подвергал себя за якобы невыполненные обязанности, мы узнали из сообщения его учителя Мендеса де Коста: «Винсент нашел, что его мысли слишком далеко сбились с пути, и чтобы у него дальше все было хорошо, он взял палку с собой в кровать и обработал ею спину. Он думал, что нужно лишить себя привилегии спать ночью в постели, и вечером незаметно выскальзывал из дома и шел в деревянный сарай, чтобы в нем спать без постели и крыши над головой, и если он возвращался слишком поздно — его дверь находили запертой с ночи. Эти наказания, предположительно духовный мазохизм, выполнялись даже зимой для того, чтобы они получили более жесткое выражение».

Данное описанное однозначно свидетельствует о ненормальном состоянии здоровья, выразившемся в самоупреке, самонаказании и депрессивном настроении. В это время Ван Гог ясно обозначил свои желания, которые можно идентифицировать с природой унижения и причинения себе ущерба, о чем Мендес де Коста сообщил в другом месте: «Я очень быстро понял, что Винсент совершенно изнурил себя своим желанием помочь несчастным. Я заметил это у себя дома — он проявил очень много интереса не только к моему глухонемому брату, но и нашел много приветливых слов для живущей у нас нищей, слегка искалеченной женщины».

В свое время Винсент познакомился в Париже с молодым англичанином по имени Гарри Глейдвелл, который, занимаясь торговлей произведениями искусства, испытывал сильное чувство ностальгии. Их личный контакт с момента расставания исчислялся всего лишь несколькими месяцами, и в течение последующих лет они ни разу не виделись. Но однажды осенью 1877 года Глейдвелл приехал в Амстердам к своему большому другу Винсенту в гости. Об этом Винсент сразу же сообщил Тео: «Это было превосходное ощущение — услышать в передней голос Глейдвелла… и пожать ему руку. Я вновь почувствовал это, когда он сидел около меня, и это было чувство, которое так часто тянуло меня к нему». Энтузиазм, связанный с его чувствами по поводу приезда Глейдвелла, ясно подчеркивал его изолированность в этом городе, хотя рядом были родственники. В кругу дядюшки он гордо представил своего друга, очевидно, желая этим продемонстрировать, что он способен иметь нормальную прочную связь и сердечные отношения с людьми, отчего, без сомнения, постоянно возникавший вопрос о его собственной самооценке решался в пользу ее повышения. Психоаналитик Нагера связал энтузиазм, проявившийся во время радостной встречи с Глейдвеллом, с отношением Винсента к своему брату Тео, характеризующимся как «сублимирующийся гомосексуальный аспект, выявляющий себя в отношениях к молодым соучастникам».

Ван Гог не был готов к получению теологического образования. Для его родителей не осталось секретом то, что их старший сын испытывает все больше и больше трудностей, и в мае 1878 года пастор Теодорус разрешил продолжить учебу Винсенту еще три месяца, но уже в начале июля он прибыл в родительский дом. Коротко посовещавшись, они сошлись на том, что Винсент поедет получать образование евангелиста в миссионерскую школу, находившуюся недалеко от Брюсселя.

По всей видимости, писем в это время не было. Однако его соученики передали собственные впечатления, из которых можно узнать, что Винсент в это время полностью осознал себя и даже был немного оглушен своей самонадеянностью. Прежде всего он был, очевидно, раздражен, как и в Амстердаме, тем, что вынужден был дать согласие на определенную специализацию; кроме того, он продолжал упражняться в самоуничижении, предпочитая часто для сна не кровать, а коврик на земле. Он стал более агрессивным, и если кто-нибудь из его соучеников пытался его поддразнить, то он без всяких опасений пускал в ход сильный кулак.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторические силуэты

Белые генералы
Белые генералы

 Каждый из них любил Родину и служил ей. И каждый понимал эту любовь и это служение по-своему. При жизни их имена были проклинаемы в Советской России, проводимая ими политика считалась «антинародной»... Белыми генералами вошли они в историю Деникин, Врангель, Краснов, Корнилов, Юденич.Теперь, когда гражданская война считается величайшей трагедией нашего народа, ведущие военные историки страны представили подборку очерков о наиболее известных белых генералах, талантливых военачальниках, способных администраторах, которые в начале XX века пытались повести любимую ими Россию другим путем, боролись с внешней агрессией и внутренней смутой, а когда потерпели поражение, сменили боевое оружие на перо и бумагу.Предлагаемое произведение поможет читателю объективно взглянуть на далекое прошлое нашей Родины, которое не ушло бесследно. Наоборот, многое из современной жизни напоминает нам о тех трагических и героических годах.Книга «Белые генералы» — уникальная и первая попытка объективно показать и осмыслить жизнь и деятельность выдающихся русских боевых офицеров: Деникина, Врангеля, Краснова, Корнилова, Юденича.Судьба большинства из них сложилась трагически, а помыслам не суждено было сбыться.Но авторы зовут нас не к суду истории и ее действующих лиц. Они предлагают нам понять чувства и мысли, поступки своих героев. Это необходимо всем нам, ведь история нередко повторяется.  Предисловие, главы «Краснов», «Деникин», «Врангель» — доктор исторических наук А. В. Венков. Главы «Корнилов», «Юденич» — военный историк и писатель, ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны РФ, профессор Российской академии естественных наук, член правления Русского исторического общества, капитан 1 ранга запаса А. В. Шишов. Художник С. Царев Художественное оформление Г. Нечитайло Корректоры: Н. Пустовоитова, В. Югобашъян

Алексей Васильевич Шишов , Андрей Вадимович Венков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное