Худшее преступление в мире

— Да, старый джентльмен последовательно блюдет свое историческое помешательство, — ответил священник. — Вещи эти — не подделки. Тот, кто их расставил, не думает, что все средневековые люди жили одновременно. Порою доспехи составляют из разных частей; но эти носил один человек, и носил он их не втуне. Понимаете, это — турнирные доспехи, довольно поздние.

— Да и хозяин запаздывает, — сказал Гренби. — Сколько можно ждать?

— Что ж, в таких местах все происходит медленно, — сказал отец Браун. — Я думаю, очень благородно, что он нас вообще принял. Два совершенно незнакомых человека приезжают, чтобы задать ему глубоко личные вопросы.

И в самом деле, когда появился хозяин, им не было оснований сетовать на оказанный прием; напротив, они могли заметить, с каким достоинством и простотою сохранил их хозяин учтивость в глухом одиночестве, в деревенской глуши.

Баронет не выглядел ни удивленным, ни встревоженным; и хотя у них явилось подозрение, что гостей у него не было по меньшей мере последние четверть века, он вел себя так, словно только что раскланялся с двумя герцогинями.

Он не выказал ни робости, ни нетерпения, когда они сообщили, что приехали по сугубо личному вопросу; после небольшого раздумья он, видимо, понял, что любопытство их вызвано обстоятельствами. Это был худощавый пожилой джентльмен с черными бровями и длинным подбородком.

Хотя тщательно завитые волосы были, без сомнения, париком, у него хватило мудрости носить седой парик, как и приличествует немолодым людям.

— Что до вопроса, который вас интересует, — сказал он, — ответ на него очень прост. Я твердо намереваюсь оставить все свое состояние сыну, так же, как мой отец оставил его мне; и ничто — я прямо говорю, ничто — не заставит меня поступить иначе.

— Премного благодарен вам за эти сведения, — ответил юрист, — но ваша любезность дает мне смелость сказать, что вы видите все в слишком черном свете. Не думаю, чтобы ваш сын сделал что-то страшное и вы сочли его недостойным наследства. Конечно, он может…

— Именно, — сухо сказал сэр Джон Масгрейв, — может.

Не будете ли вы так любезны заглянуть со мной на минуту в соседнюю комнату?

Он повел их в галерею, которую они уже немного рассмотрели сквозь приоткрытую дверь, и мрачно застыл перед почерневшими, насупившимися портретами.

— Это сэр Роджер Масгрейв, — сказал он, указывая на длиннолицего человека в черном парике. — Он был одним из самых низких лжецов и негодяев в мерзостное время Вильгельма Оранского — наушник двух королей, убийца двух жен. Вот его отец, сэр Роберт, образец честности и добропорядочности. Вот его сын, сэр Джеймс, один из благороднейших якобитских мучеников и один из первых, кто пожертвовал деньги на Церковь и на бедных. Понятно ли теперь, что дом Масгрейвов, его сила, честь, власть переходили от одного доблестного человека к другому через поколение, от деда к внуку? Эдуард I правил Англией отменно, Эдуард III покрыл Англию славой, и все же слава эта произросла из той, первой, через бесчестие и глупость Эдуарда II, который пресмыкался перед Гейвстоном и убежал от Брюса. Поверьте мне, мистер Гренби, величие знатного дома, величие самой истории — больше, чем случайные люди, которые несут его сквозь века. Наследство наше переходило от отца к сыну, так оно и будет переходить. Моего сына можете заверить, что я не оставлю свои деньги приюту для бродячих кошек. Масгрейв будет наследовать Масгрейву, пока стоит мир.

— Да, — задумчиво сказал отец Браун, — я понимаю, что вы имеете в виду.

— Мы будем только рады, — сказал законник, — передать столь приятное заверение вашему сыну.

— Да, заверение передать вы можете, — серьезно сказал хозяин. — Пускай не беспокоится, все отойдет к нему — и замок, и титул, и земля, и деньги. Есть лишь одно маленькое и достаточно личное добавление. Ни под каким видом не стану я разговаривать с ним, пока я жив.

Законник глядел все так же почтительно, но теперь уже и удивленно.

— Почему? Что же такое он мог сделать?

— Я частное лицо и джентльмен, — сказал Масгрейв, — равно как и хранитель большого наследства. Сын мой сделал нечто столь ужасное, что его нельзя назвать не то что джентльменом, но даже человеком. Это худшее преступление в мире. Помните ли вы, что сказал Дуглас, когда Мармион, его гость, хотел пожать ему руку?

— Да, — отвечал отец Браун:

Короне отдаю мой замок От темных погребов до самых Зубцов на крепостной стене.

Рука принадлежит лишь мне.

Баронет повернулся к другой комнате и провел в нее своих порядком ошарашенных посетителей.

— Надеюсь, здесь вы немножко отдохнете, — сказал он тем же ровным тоном. — Если вы не знаете, куда вам деться, я буду искренне рад предоставить вам замок на эту ночь.

— Благодарю вас, сэр Джон, — сказал священник скучным голосом. — Я думаю, мы лучше пойдем.

— Я сейчас же прикажу опустить мост, — сказал хозяин; и через несколько минут лязг громадного, неправдоподобного сооружения наполнил замок, словно скрип жерновов.

Ржавый механизм сработал на этот раз отменно, и они снова оказались на травянистом берегу по ту сторону рва.

Гренби вдруг пробрал озноб.