В то время как Яков Ефимович негромко декламирует со сцены
вступительную речь, я украдкой скашиваю глаза на Олега. Дымарский
сидит со мной в одном ряду, через пару кресел, и, подперев кулаком
щеку, скучающе смотрит на нашего худрука. Внезапно, будто
почувствовав на себе чужой взгляд, Олег резко поворачивает голову в
мою сторону, и я сразу тушуюсь. Дымарский снова застает меня
врасплох. А ведь нашим «переглядкам» уже почти месяц… Месяц я
избегаю Олега, но никак не могу перестать тайком наблюдать за ним
на репетициях. Это просто не в моих силах. Магнетизм какой-то… С
тех пор как мы с Тасей договорились, что Олег идет лесом, он… Он
нравится мне еще больше! Почему? Ведь мы даже толком не
общаемся! Я постоянно напоминаю себе о нашем правиле номер
восемь, будь оно неладно.
покоя…
Я не свожу взгляда с Якова Ефимовича, но чувствую, что Олег по-прежнему смотрит на меня. Мои щеки алеют, и знакомо болезненно
ойкает сердце. Теперь я неловко ерзаю в кресле. Что за наказание
такое? Моя первая влюбленность – полный провал.
В это воскресенье мы сидим в актовом зале с самого утра. На
улице давно рассвело, но день выдался пасмурным. В зале ярко горит
свет, за окном ревет осенний ветер, и дождь настойчиво просится к
нам, барабаня по крыше и царапая стекла.
– Олег! – внезапно громко объявляет Яков Ефимович, отчего мы, не выспавшиеся, вздрагиваем. – Твой выход!
Дымарский отводит от меня взгляд, словно нехотя поднимается со
своего места и бредет к сцене. А я наконец-то могу выдохнуть с
облегчением. Месяц дался мне непросто. Олег, будто нарочно, постоянно оказывался рядом со мной на репетициях, просил дать свой
текст, давал глупые советы… Когда Яков Ефимович собирал нас после
прогона, Дымарский каждый раз садился в соседнее кресло, расставляя локти, и словно невзначай то и дело касался меня…
Шарахаться от него как ненормальная я не могу, но, конечно, держу нейтралитет, не позволяя лишнего. Но как же сложно! Еще и
расстроенное лицо Таси вечно перед глазами… Я вижу, что ее наша
ситуация тоже беспокоит. Как бы она ни храбрилась, ни улыбалась
мне… Знаю, что она переживает не меньше моего. И нет бы нам уже
это обсудить, но мы упорно обходим тему Дымарского. Оттого и
разговоры у нас по большей части выходят натянутыми и
неестественными, потому что каждая думает об одном и том же. Мы
даже впервые в жизни забили на правило номер девять, оставшись без
совместных пятничных ночевок. Один раз я придумала совершенно
нелепый отмаз, второй раз – Тася. Но, похоже, так больше не может
продолжаться. В пятницу мы обязательно должны встретиться и
поговорить по душам. Иначе я не выдержу… Я с ума сойду!
На сцене Олег выглядит слегка забавно, что его ничуть не портит.
Да его вообще ничего и никогда не сможет испортить… Он – идеал. Я
с умилением смотрю, как Дымарский без особого выражения
тарабанит текст. Конечно, с такими актерскими данными роль Медведя
ему не досталась. Сейчас думаю, что лучше бы его поперли из
драмкружка… Мне стало бы намного легче. Но Яков Ефимович
бережет каждого мальчика как зеницу ока. Поэтому все-таки выделил
Олегу второстепенную роль охотника. Теперь Дымарский топчется на
сцене и, постоянно запинаясь, произносит свои слова, а Яков
Ефимович парня постоянно поправляет. Я так переживаю за Олега, что
автоматически негромко проговариваю его реплики, невольно
подсказывая.
Вдруг Яков Ефимович резко оборачивается к залу и выкрикивает:
– Готовятся Принцесса и Медведь. Где Медведь?
– В спячке! – бодрым голосом сообщает с последнего ряда Стас
Белобородкин.
– Ага, – подключается к нему Зиновий Аксенов. И, привычно
заикаясь, добавляет: – Он, наверное, про-про-проспал. Как о-обычно.
Я лишь тяжело вздыхаю. Яков Ефимович сдержал обещание и
отдал главную роль Макару. Хотя стоит признать, что на сцене Бойко
выглядит намного живее и увереннее, чем Олег. Но Бойко – он и в
Африке Бойко. И на том континенте выведет из себя крокодилов-бегемотов…
– Да что же такое… – сердито начинает наш худрук, но в этот
момент дверь с грохотом распахивается, и в зал быстрым шагом
заходит Макар.
Вид у него и правда заспанный, а еще очень недовольный. Даже
непривычно видеть Бойко хмурым, а не улыбчивым. Я перевожу
взгляд на Алину – девчонку с короткой стильной стрижкой, которая
теперь является пассией Бойко. Она, заметив Макара, хмурится и
отворачивается. Так-так-так, голубки поссорились. Я едва сдерживаю
ехидную улыбку. Не знаю, какое мне до них дело, но новость, что все
неладно в датском королевстве, приносит мне какое-то неизвестное
ранее удовольствие.
Пока бедолага Дымарский, мучаясь и запинаясь, произносит