– Готовы? – произносит Виктория Олеговна, прерывая мои мысли, и начинает зачитывать текст.
С головой погружаюсь в выполнение работы. Вслушиваюсь в слова учительницы и орудую ручкой. В целом все не так уж плохо. Текст несложный, есть парочка заковырок, но я уверена, что получу как минимум четверку.
Под конец урока перепроверяю диктант и замечаю краем глаза, что Аля наклоняется ко мне, заглядывая в листок. Действую чисто машинально, даже не успев подумать о том, что делаю. Подвигаю руку и закрываю последние два абзаца.
Бам!
Сердце ударяется с такой силой о ребра, что жжет в груди. Судорога сковывает легкие, мешая вздохнуть, в левом виске пульсирует острая боль от перенапряжения. Боюсь представить, какое сейчас у Али лицо, и замираю.
Громкая трель звонка едва воспринимается на слух, сижу, не шелохнувшись, и гляжу перед собой в пустоту. Макарова резко подскакивает, и парта чуть не взлетает в воздух. Аля пулей выбегает из кабинета, оставив свой листок на учительском столе, а я все не могу вернуть душу в тело.
Что я сделала? И главное, зачем?
Медленно поднимаюсь из-за парты, руки дрожат. Подхожу к учительнице. Я – самая последняя. Виктория Олеговна забирает у меня работу, вглядываясь в лицо:
– Тася, ты в порядке? Плохо себя чувствуешь? Может, сходишь в медпункт?
– Все хорошо, – отвечаю голосом робота. – До свидания.
Покидаю кабинет практически вслепую. В глазах стоят слезы разочарования, ком в горле мешает дышать. Быстрым шагом направляюсь в комнату для девочек. Не смотрю ни на кого и сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разрыдаться. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел мои слезы. Тася Козырь не плачет. Из-за меня ревут, да. Но я… ни за что!
На мое счастье, в туалете никого нет. Видимо, все понеслись в столовку. Захожу в крайнюю кабинку и как только закрываю щеколду, соленый град льется из глаз по щекам и капает с подбородка на лавандовую рубашку. Остервенело вытираю пальцами лицо, чувствуя, как меня рвет на части изнутри.
Какая я ужасная… Худшая подруга на свете. Моя обида на Алю и злость на ситуацию в целом делают из меня монстра. Я не была ангелом, но чтобы так низко пасть…
Даже не представляю, что теперь делать. Кажется, назад уже все равно нет пути. Я его только что обрубила, показав характер. И откуда это вылезло? Мы ведь с Алей всегда были заодно, при любых обстоятельствах. И мне до сих пор сложно поверить, что все закончилось. Так по-идиотски.
Потихоньку успокаиваюсь и достаю из сумки косметичку, чтобы убрать следы катастрофы с лица, прежде чем выйти отсюда. В любом случае нужно всегда выглядеть хорошо. Я создавала имидж годами и не позволю его разрушить. Особенно себе самой.
Заканчиваю поправлять макияж и слышу, как на дне сумки жужжит телефон. Выпускаю воздух через ноздри и хлопаю крышкой карманного зеркальца. Я догадываюсь, кто именно мне настрачивает. В голове мерцает секундная мысль, что это он во всем виноват. Лучше бы он вообще не переводился в нашу школу!
В памяти всплывают моменты, что стали так дороги. Веселый взгляд, смелое признание в чувствах, наши сплетенные пальцы и теплый осенний ветер, касающийся лица. Нет. Я бы не хотела отказываться от знакомства с Олегом даже ради того, чтобы предотвратить нынешний Армагеддон. Нежное чувство врезается в грудную клетку, заставляя сердце радостно встрепенуться и забыть о расстройстве.
Сегодня наконец-то должно состояться наше с Олегом свидание. Мы откладывали его целую неделю. Я начала это первой, потому что гулять после тренировки по баскетболу – ужасная идея. Как бы я выглядела? Потная, лохматая, без нормальной укладки и макияжа… Дымарский в курсе, сколько времени надо девушке, чтобы привести себя в порядок? И даже если на минуточку представить, что можно взять с собой все необходимое, то в женскую спортивную душевую я не вошла бы и ради Марио Касаса. Да простит меня Олег.
В среду он, кстати, отменил нашу встречу, сказав, что не успевает из-за репетитора. Я немного расстроилась, поэтому сейчас я в образе ледяной королевы, сердце которой еще предстоит растопить. Олежа, конечно, нервничает, не получив от меня четкого ответа. Ну а как он хотел? Пусть проявит настойчивость. Мне это нравится.
Бросаю взгляд на телефон – двадцать минут до следующего урока. Хорошо бы успеть перекусить, а то урчание в животе не будет давать покоя. Добегу до столовой и тогда уже отвечу Олегу.
Распахиваю дверь, чувствуя себя не на все сто, но немного лучше, чем пять минут назад. Правда, длится подъем совсем недолго. Коробкина стоит перед раковиной ко мне спиной, и я встречаюсь взглядом с ее отражением в зеркале. На ее лице нет привычной откровенной неприязни и зависти, но в глазах читаются ликование и удовольствие. Будто она знает – и специально пришла сюда посмотреть, насколько мне плохо.
Вскидываю подбородок и шагаю вперед, не отводя глаз. Включаю воду в кране, подставляю ладони под холодную струю и мысленно приговариваю: «Ну давай… Скажи что-нибудь… Дай мне повод…» Но Лиза молчит: уголки губ трогает злорадная усмешка. Сглатываю горечь ее удовольствия, что камнем падает на дно желудка.