Худшие подруги

– Тебе-то что? – с раздражением откликаюсь я. – Гуляю где хочу.

– Как кошка – сама по себе? – усмехается Бойко, пронизывающий ветер забавно взъерошивает его светлые волосы.

– Что-то вроде этого, – соглашаюсь я.

Макар продолжает стоять напротив и внимательно наблюдать за мной, будто я в любую секунду могу сорваться с места и сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. Например, лечь на пути и ждать, когда меня перережет поезд. Но у меня и в мыслях нет ничего подобного. Я смотрю на Бойко и не двигаюсь. Пахнет мокрыми листьями, и откуда-то издалека доносится одинокое унылое карканье.

– Серьезно, Макар, зачем ты ушел с уроков и потащился за мной?

– Потому что ты грустная, – отвечает Бойко.

Я, неожиданно для себя, широко улыбаюсь.

– Весомая причина.

– Для меня – да. Ты в столовой чуть не плакала.

– Слойка черствая и невкусная попалась.

– Это из-за Козырь? В школе вы больше не тусуетесь вместе.

– Какая тебе разница, Бойко? – повышаю я голос. – Чего лезешь? Сержусь я, грущу, чуть не плачу… С кем дружу, кого люблю? Что ты нос суешь в чужие дела? У тебя теперь есть Алина… Вот и топай…

Ей-богу, не хотела я про Алину говорить! Но ее имя прямо-таки вылетает из моих уст. А еще отчего-то снова в носу чешется, будто слезы вот-вот из глаз хлынут… Последние слова я произношу с каким-то театральным надрывом. Аж от самой себя тошно становится. Зато Макар, услышав мою пламенную речь, неожиданно разулыбался. Чем снова выбесил.

– Чего скалишься? – не выдерживаю я.

Тогда Бойко негромко смеется и шагает мне навстречу. Теперь мы стоим рядом прямо перед путями и слушаем звук приближающегося поезда.

– Аля, ты ведь только со мной так общаешься. Я очень польщен.

– Было б чем гордиться…

– Значит, я – избранный? Как Нео из «Матрицы».

– Ой, Макар, заткнись!

– Вот тебя и прорвало. Ты вообще ни с кем ничем не делишься?

– А с кем мне теперь делиться? – глухо и растерянно отзываюсь я, немного остыв.

– Давай сюда руку, – говорит Макар.

– Это еще зачем? – настораживаюсь я.

Вместо ответа Макар молча берет меня за руку.

Поезд, гремя тяжелыми вагонами, приближается к нам на всех парах и предупреждающе гудит. А Макар не удостаивает меня ответом.

– Слушай, Бойко, надеюсь, мы с тобой не будем вдвоем прыгать под поезд? Я, конечно, расстроена, но не настолько, чтобы Анну Каренину изображать.

– Кричи, – громко говорит Макар.

– Что? – теряюсь я.

Мой вопрос тонет в грохоте подходящего к нам поезда.

– Кричи! – повторяет Бойко, повышая голос. – Все, что накопилось… Легче станет! Мне тоже в последнее время хреново… Хочешь, я первый начну?

Макар, запрокинув голову, хриплым голосом начинает:

– А-а-а-а!

Поезд в этот момент проходит мимо, но совсем близко от нас. Грохочет, раскачивается… Я вижу мелькающие окна и светлые занавески. Голос Макара тут же тонет в этом грохоте, и тогда я, последовав его примеру, ору что есть мочи:

– А-а-а-а!!!

Я получаю безумное удовольствие от процесса, а еще кажется, что вот-вот сорву голос. Макар больше не кричит, зато я продолжаю громко орать, выплескивая все, что скопилось за осенние месяцы. Бойко, глядя на меня, смеется. Тогда я прекращаю свой крик и тоже смеюсь… Нет, смеюсь – это мягко сказано. Я истерически хохочу, привычно похрюкивая.

Поезд длинный. Он торопится, рвется вперед, гремит, стучит, громыхает как гром. Шумит так же громко, как мое вдруг разволновавшееся сердце. Оно готово вот-вот выскочить из груди, когда Макар вдруг, не отпуская моей руки, притягивает меня к себе и как одержимый начинает целовать.

Глава 8

Тася

Трудно ли жить без одной руки или ноги? Я думаю, да. Но сейчас кажется, что мне отрубили половину тела, разделив пополам. Все не так. Слишком трудно ходить, размышлять, дышать, говорить. Я потеряла часть себя – и не представляю, как такое пережить или хотя бы привыкнуть.

Первая неделя после ссоры с Алей – ад. Мы еще сидим за одной партой, но между нами такой холод, что зима может смело брать отпуск в этом году. Мы и без нее все заморозим. По школе уже прошел слушок о нашем разладе. Его трудно не заметить. Радует, конечно, что нас с Макаровой или слишком уважают, или боятся, чтобы расспрашивать напрямую, но… пристальные взгляды, шепотки, обсуждения только прибавляют нервозности к моему и без того шаткому состоянию.

С трудом доживаю до пятницы, мечтая отдохнуть от ледяного котла под названием «школа». Конец полугодия давит на плечи, а на голову сыплется такое количество заданий и контрольных, что черепушка вот-вот расколется. И последний удар на этой неделе получаем на уроке английского вместе с грозным заявлением Виктории Олеговны: «Сегодня пишем диктант!»

По классу разлетаются тяжелые вздохи и тихие ругательства, но учительница непоколебимо шагает между парт и раскладывает перед учениками чистые листы. По привычке смотрю на Макарову, чтобы вместе ужаснуться и поддержать друг друга, но быстро себя одергиваю. Это больше не про нас. Мы попытались в понедельник изобразить нейтралитет, но получилось откровенно фигово и неискренне. Аля так на меня смотрит… Будто я что-то у нее украла. Но это неправда! Я…