Худшие подруги

– Не наговорились еще? – подхватывает Лида ядовитым тоном.

Две курочки попали под перекрестный огонь случайно. Смотрю на них и понимаю, что толком ничего не чувствую. Нет никакой ненависти. Мне вообще до них нет дела. Как и до того, что они думают о нас с Алей.

Невозможно нравиться всем – и не нравиться тоже. Не лучше ли сконцентрироваться на чем-то более существенном, чем общественное мнение? Родные люди, близкие друзья, любимый человек… Вот куда должно быть направлено внимание, куда стоит вкладывать силы и время. Остальное не так уж и важно.

– Где Лиза? – спрашиваю я спокойно.

– Чего тебе, Козырь? – слышу голос Коробкиной из туалетной кабинки. – Пришла насладиться победой?! Браво! Вы отлично выкрутились. Как и всегда. Козырь и Макарова получают то, что хотят. Даже если надо шагать по головам.

– А мы пришли предложить перемирие!

Митрофанова и Кристенко роняют челюсти на пол, слышу рядом с ухом удивленный вздох Али. Похоже, даже она от меня такого не ожидала. Ищу в глазах подруги одобрение и нахожу даже больше, чем рассчитываю. Аля не просто поддерживает меня, она понимает. Мы снова на одной волне. И вот настоящее счастье – когда рядом тот, кто разделит пополам все: чувства, эмоции, переживания. Все, кроме парня. Это не работает, уж мы-то знаем.

Хлопает дверца, Галя и Лида расходятся в стороны. Лиза появляется передо мной и с вызовом смотрит в глаза:

– Перемирие? Ты издеваешься?

– Прости меня, Лиз, – искренне говорю я.

Тишина взрывается, как бомба. Еще чуть-чуть, и девчонки могут броситься прочь с криками, что Козырь промыли мозги инопланетяне. Только это до сих пор я, просто немного взрослее, чем раньше.

– За все прости, – продолжаю я. – За насмешки, за соленый чай и испорченные колготки. Лиз, мы конкретно заигрались. Зашли слишком далеко. Я понимаю, ты злишься. Наверное, я это заслужила…

– Наверное?

– Ладно, – усмехаюсь. – Я заслужила. Но и ты хорошенько потрепала мне нервы. Только зачем?

– Затем, что ты овца! – бросает Лиза, но я не чувствую в ее голосе ядовитой злобы, скорее усталую насмешку.

– Ты тоже! – парирую я. – Напомнить тебе про разбитую косметичку и снег в моем рюкзаке?

– Да-а-а… – тянет Коробкина, и на ее губах появляется слабая улыбка.

Лиза опускает голову и проводит кончиками пальцев под глазами. Она что, плакала? Ладно, один-один. Тьфу! Снова я за свое! Встряхиваю головой и втягиваю ноздрями побольше воздуха:

– Мы должны прекратить вражду.

– Осталось полгода до выпуска, – помогает мне Аля. – И для нас это время может стать замечательным, если каждый займется своей жизнью.

– Знаешь что, Тася? – говорит Коробкина, поднимая на меня взгляд.

Блин! Похоже, придется прикопать ее в сугробе.

– Я ведь всегда хотела быть похожей на тебя.

Внезапное признание Коробкиной дезориентирует, язык не слушается, а в голове воет сирена. Лиза смотрит поверх моего плеча туда, где стоит Макарова, и продолжает:

– Хотела такую же дружбу, как у вас.

– А разве у тебя ее нет? – взмахиваю руками, указывая на Митрофанову и Кристенко. – Вы нас почти уделали, а это уже достижение. Мы два месяца не общались, переругались с Бойко и Юдиным. Чуть было не потеряли все, чем по-настоящему дорожим.

– Простите, – наступает очередь Лизы извиняться, и я слышу правду в ее словах.

Аля делает шаг вперед и становится со мной рядом. По обыкновению переглядываемся и обмениваемся улыбками. На душе – спокойно и легко, будто огромный груз наконец-то упал с плеч. Кажется, даже дышать теперь легче. И лопаты не понадобятся.

– Проехали, – говорит Макарова дружелюбно. – Вы нам больше помогли, чем навредили. Все мы хороши. Сделаем выводы и забудем. Согласны?

Коробкина кивает, улыбаясь шире. Курочки-подружки подступают к ней с обеих сторон. И вот мы уже милые и прекрасные друзья… Конечно, нет. Но окончание военных действий неплохо бы чем-то подкрепить.

Снимаю с головы ободок и протягиваю Лизе:

– Я тебе кое-что должна.

– Нет. Ты что? Не нужно…

– Бери. Это подарок.

Лиза боязливо принимает ободок и крепко сжимает в руках, так же, как и тогда… Только теперь совершенно с другими чувствами. Папа бы мной гордился. Да чего там? Сама сейчас собой горжусь!

– Ладно, девочки… – говорю я, понимая, что умилительная пауза затягивается, превращаясь в неловкую. – Если мы во всем разобрались, нам пора…

– Есть еще кое-что, – серьезно возражает Аля. – Лиз, не могла бы ты удалить фотки Дымарского? У парня скоро нервный срыв случится. Он уже свое получил.

– А? Да. Хорошо, – бормочет Лиза, стыдливо отводя глаза.

– Вот и отлично.

Выходим с Макаровой в коридор. Беру ее под руку, шагая вприпрыжку. Отходим на безопасное расстояние, и Аля подает голос, убедившись, что вокруг нет лишних ушей.

– Ну ты даешь! – хохочет она. – У нас не школа, а настоящий цирк уродов. Двуличные парни, девушки со змеиными языками…

– А мы с тобой – бессердечные королевы цирка, – улыбаюсь я.

– Но ведь теперь все будет по-другому.

– Надеюсь. Мы сделали то, что могли. Маски сорваны, яд сцежен, а сердца наши бьются. Даже удивительно, что все закончилось так хорошо.