Худший из миров

Из глаз блудницы ручьём текли слёзы, прелестный ротик скалился, исторгая самые настоящие богохульства:

— Я помогаю и буду помогать любому, кто пытается хоть как-то реально бороться с чумой, а не разглагольствовать про Учение и искать виноватых среди якобы недостаточно праведных! Мои родители были ярыми верующими и что, уберегло это их от мучительной смерти? А в чём был виновен мой маленький братик? Двоюродная сестричка, ещё сосавшая материнскую грудь? Остальные родственники, что старались соблюдать все заповеди, посты и обряды какие могли? Я не верю больше в Учение, Дицуда, не верю. Настоящий Господь не мог допустить мор за мором. Либо Вадабаоф нас оставил, либо прав тот странный дяденька в белом. Рисхарт Сидсус называет твоего Господа величайшим обманщиком. Лжебог, так он называет Вадабаофа. И думается мне, что он прав.

Глава 5. Пляска на костях

Музыка есть бессознательное упражнение души в арифметике.

Готфрид Лейбниц

— Лястяша, может, и дура, да пусть даже откровенная еретичка, но она точно не ведьма! — закидывая в костёр очередной труп, спорил с Конрадом молодой инквизитор. — Она не связана с демоном, я уверен. А вот Рисхарт Сидсус меня пугает по-настоящему.

Конрад отмахнулся. Он не испытывал особых чувств к продажным женщинам, с которыми спал. Ни тёплых, ни холодных, ни каких бы то ни было. Для него они являлись всего лишь сосудами для излития семени. С чего бы их осуждать или любить?

— Твоя уверенность меня нисколько не впечатляет. Дицуда, ты ещё слишком неопытен, и если ты думаешь, что какая-нибудь ведьма или психик вот так запросто сознается в своём колдовстве, то ты глубоко заблуждаешься. Эти твари могут пускать пыль в глаза годами, подтачивая своими мерзостями само бытие. Пока у нас нет однозначных доказательств злодеяний Лястяши, но раньше или позже демоническая сущность проявит себя и горе нам, если к тому моменту мы её не раскроем, — выполняющие функции сборщиков трупов инквизиторы подхватили ещё одно зловонное тело. — Что касается Рисхарта Сидсуса, на котором ты прямо зациклился, он интересный персонаж, но точно с мором напрямую не связан. Он же пневматик, а не психик, ты разве не понял? Им мы займёмся, если выйдем из Ортосурба живыми. О его ереси тоже не беспокойся: мало кто переживёт мор, чтобы распространять её дальше.

Если психиками называли чернокнижников, искажающих, а чаще просто разрывающих ткань реальности, то пневматиками именовали колдунов белых. Обычно ими становились под старость монахи, проведшие всю жизнь в молитвах, отшельничестве и строгом посте. Это были почти что святые — в противоположность психикам, они восстанавливали невидимые простому глазу нити, составлявшие собой бытие. Попутно исцеляя болезни и творя другие невероятные чудеса. Но пневматик, проповедующий явное богохульство? У Дицуды голова кругом шла, истории не было известно ни об одном пневматике, не являвшимся ярым приверженцем Святого Учения.

— В любом случае, благодаря тебе, Лястяша меня больше видеть не хочет и предлагает сливать семя в отхожее место. Даже за деньги к себе не пускает… Да и какова сейчас ценность нашего с тобой серебра?

Деньги действительно стремительно обесценивались. Новых товаров в город почти что не поступало, все лавки закрылись, чеканным монетам предпочитали теперь прямой бартер. Покупать что-то как раньше было нечего, да и не у кого.

«К счастью», население сокращалось столь быстро, что ожидаемого всеми голода пока не случилось. Чума не щадила никого: ни богатых, ни бедных, ни молодых, ни стариков, ни детей или женщин. Умерло даже несколько обладателей Слёз Господних, хотя большинство из тех, кто мог позволить себе подобные амулеты, ещё в начале карантина покинули город — для аристократии нужные двери были открыты всегда.

— Вытри сопли, Дицуда. У тебя таких бабёнок ещё сотни будут, если хотя бы до сорока доживёшь и, упаси Вадабаоф, если по глупости или по залёту не женишься, — с явной издёвкой сотворил знак перевёрнутой звезды перед грудью Конрад. — И не переживай так: если Лястяша и в самом деле не ведьма, то суд инквизиции ей не грозит. Конфисковать нечего, такие еретики Плети Господней неинтересны. Возни и недовольства населения много, толку для казны Ордена ноль. Верховный инквизитор — человек крайне практичный и не одобряет пустой траты времени.

— Вера уже не та, — буркнул Дицуда, чем вызвал у Конрада приступ хохота.