Худышка

Не то чтобы я раньше не думала об операции. Но то, что во время нее я могу умереть, пугает меня до чертиков. У меня в голове есть дверь. Черная, с большими красными буквами, которые соединяются в одно единственное слово: «Смерть». И хотя я стараюсь не подходить к ней слишком близко, я немного знаю о том, что ждет меня за ней. Это черный смерч, вроде тех, что я видела по телевизору и в кино. Они несут за собой все, что попадается на пути: коров, дома, заборы. Закручивают их в вихрях своего черного ветра. Но все же этот смерч немного другой: вместо того чтобы вознести меня к небу, он тянет меня вниз, все ниже и ниже, в мир, который отличается от всего, что я знаю, в мир где «сейчас» становится «когда-то».

Воспоминания детства крутятся в нем вместе с коровами, заборами и домами. И в каждом воспоминании моя мама. Вот мама помогает мне в первый раз испечь печенье, у меня важное задание – облизывать ложку. Вот мама выносит к гостям торт в мой седьмой день рождения, свечи освещают ее и без того сияющее лицо. А вот мама держит передо мной большое желтое ведро, не давая моим волосам упасть на лицо, пока меня рвет из-за того, что я переела конфет на Хэллоуин, когда мне было десять. А на земле, у основания этого ужасного черного торнадо, мамы нет.

Хуже смерти только надежда. Что, если я начну надеяться на то, что стану нормальной, а ничего не получится? Я сбрасываю пять килограммов. Десять. Надежда приподнимет свою уродливую голову, и я начинаю верить. Я смогу это сделать. Смогу похудеть. Смогу стать нормальной. Но затем что-то происходит, и все возвращается назад. Один килограмм. Я совершила ошибку. Пять килограммов. Я пытаюсь остановиться, но не могу. Десять килограммов. Нет, не надо! Двадцать. Хватит! Тридцать. Все даже хуже, чем было изначально. Я безнадежна. И это не скрыть. Моя неудача в буквальном смысле на мне, на всеобщем обозрении. Я знаю все, что думают окружающие, когда диета проваливается и килограммы возвращаются:

– Я знал, что у нее ничего не получится.

– Я же тебе говорила.

– Бедняжка.

– Как ужасно.

– Ты только посмотри на нее.

Жалость от самых добрых. Злорадство от остальных.

Слезы стекают из уголков моих глаз и катятся по лицу на подушку, оставляя мокрые соленые следы моей жалости к самой себе. Накидываю одеяло на свое огромное тело. Я так устала смотреть на свою тюрьму. «Злая» помогает мне отвлечься.

Прекрасный принц

Глава четвертая

Сегодня церемония вручения весенних наград. Я стою в очереди на сцену между Вольфгангом Хинесом и Кристен Роджерс.

Кристен стоит прямо передо мной. Сосредотачиваюсь на ее затылке, на естественно вьющихся светло-русых волосах, ниспадающих до середины спины. Кристалл Роджерс, мама Кристен, стриптизерша в отставке, дает уроки танцев в воскресенье после обеда бесплатно, если вы принесете с собой церковный бюллетень. Естественно, на вас обязательно должна быть одежда и она танцует только под «христианскую» музыку.

Оглядываюсь на Вольфганга. Он переминается с ноги на ногу, глядя куда-то поверх моей головы. Как будто он меня не замечает. Ну да, конечно.

– Он просто в ужасе от того, что ему придется сидеть рядом с тобой. Вечером на тренировке он будет в красках описывать этот восхитительный опыт другим футболистам, – сообщает мне Скинни.

Мне трудно его винить. Любому очевидно, что я сюда не вписываюсь. Кто-то расставил на сцене раскладные деревянные стулья. Стулья стоят вплотную друг к другу. Кристен – девушка самых обычных размеров, наверняка она весит не больше пятидесяти килограммов. Я смогу занять часть ее стула.

А вот с Вольфгангом все не так просто. Он довольно крупный парень: футболист, да еще и опытный охотник, который готов каждый раз пропустить занятия в школе ради начала охотничьего сезона. Его семья в данный момент продвигает законопроект, позволяющий слепым людям охотиться из ружья с лазерным прицелом на любую разрешенную дичь. Вольфганга даже цитировали в хантсвиллской газете: «Это позволит еще большему количеству людей получать удовольствие от охоты, и я считаю, что это здорово». Действительно, что тут может не понравиться? Толпа слепых людей в лесу, стреляющих из ружья.

Вольфгангу потребуется весь его стул и еще куча места.

Кристен оглядывается на меня, откидывая вьющиеся пряди волос хорошо отрепетированным движением, и хмурится. Ее светло-карие глаза точно такого же оттенка, как и волосы.

– Да вы издеваетесь. Из всех учеников в этой очереди мне придется сидеть именно с ней.