Хулиганка и бунтарь (СИ)

— Он так деликатно ненавязчив — является только раз в неделю. Наверное, боится надоесть, — язвила Катя. — Ходит тут, привыкает… И ест на халяву и…

— Хетцер, цыц! — отрезала Люся.

— Я разве что-то не то говорю? Ваш прощальный секс бывает чаще, чем у многих регулярный. Он даже не альфонс, он… пристебай!

— Катька, твоя интервенция совсем не обязательна.

— Обязательна, если я вижу, что эти бессмысленные отношения губят твою жизнь.

— Угомонись, Неистовый Виссарион[9]! Ничего мою жизнь не губит. Вот он придёт, а я потом три дня счастливая хожу.

— И тебя устраивает твоё бесправное положение? — почти брезгливо посмотрела на неё Катя. — Ты даже претензий не можешь ему предъявить, потому что ты для него никто.

— Почему никто? Я — его тихая гавань.

— Ты ещё скажи «отдых воина». Твой мозгоклюй просто тешит своё жалкое самолюбие, а на самом деле ты ему не нужна.

— Он меня любит! — настаивала Люся, сама не веря в то, что говорит.

— Максимум — хочет. А чем старше становишься, тем яснее понимаешь, что «я тебя хочу» — это не комплимент.

Катя давно общалась с непостижимо скромным мальчиком из юридического института, будущим следователем Андреем Хординым. Ей хватило одной встречи, чтобы прийти к выводу: отношения между ними могут быть только дружескими. Зато мальчик увлёкся Катей не на шутку. Катю это очень забавляло, а Люся, даже не будучи знакомой с Андреем, напротив — от души его жалела. Ей было слишком хорошо известно, что такое мучиться от неразделённой любви.

Люся смутно понимала, что у неё развивается зависимость, и не лучше наркотической. Зависимость, которую оптимистично называют то любовью, то плотоядно — страстью. Симптомы говорили сами за себя: имя «Денис», случайно попавшееся в газете или журнале, волновало Люсю до аритмии сердца; в толпе ей чудилось его лицо, а на мир она смотрела не иначе, как сквозь призму его светлого образа: «Это его любимая группа… А эту группу он ненавидит… В этом магазине работала его сестра… У него была такая же куртка… А Денис сейчас сказал бы так…»

Чтобы отвлечься, Люся даже согласилась пойти в кино с соседом, имя которого давно забыла, потому что всегда звала его Робким Роботом за скованность в движениях и профессию робототехника.

Весь фильм Люся не могла спокойно смотреть на экран — главный герой оказался нестерпимо похож на Дениса. Она даже запомнила, как зовут актёра — Райан Гослинг.

«Это наваждение! Везде уже мерещится, проклятый».

За годы не всегда позитивного общения с парнями у Люси сложилось правило «шести Н» — стараться не быть настойчивой, настырной, напористой, надоедливой, назойливой и навязчивой. Но соблюдать это правило ей не удавалось:

— Привет! Я не отвлекаю?

— Ну-у… — Денис явно напряг мозг, чтобы соврать, и делал это явно напрасно.

— Я скучала.

— А я не успел.

В Люсе полыхнула боль.

— Эй, Люсёнок, я пошутил.

— У тебя всегда такие злые шутки?

— Я просто занят.

— Позвонить попозже?

— Давай я тебе сам позвоню.

— Ладно, пока, — уныло ответила Люся.

В такие моменты она совсем падала духом, потому что знала — Денис позвонит ей очень нескоро. Тогда она обнимала Кутузова, который в силу плюшевости не смел сопротивляться, и, тихо плача, засыпала с ним.

«Пусть он мне приснится и скажет наконец, любит он меня или нет».

В сто первой аудитории слегка обвалился потолок, и Мелитина Витольдовна по прозвищу Гильотина с неудовольствием сообщила, что лекция отменяется, дабы не подвергать студентов опасности. Тем более, в конце пятого курса.

— Ну да, на пятом курсе помирать как-то особенно обидно, — согласилась Катя.

Все ликовали, а Люся расстроилась — после пар у неё была назначена консультация по диплому. В образовавшееся «окно» девушки решили прогуляться по магазинам и сели в набитый автобус.

— Местов нет, — мрачно констатировала Катя.

— Одно есть! — Люся проскользнула к свободному месту. Ноги не помещались, и она выставила их в проход.

— Ой, не льсти себе, — с издёвкой улыбнулась Катя. — Длинноногая нашлась.

— Должно же у меня быть хоть какое-то достоинство.

Через двадцать минут они копались в тряпках.

— Бедный Кристиан Диор, — поморщилась Катя. — Мужик умер полвека назад, а на нём по-прежнему делают бабки, нагло присваивая его имя к тому, до чего он не то, что не дотрагивался, а даже не дожил.

— Смотри, какая шапка. — Люся нахлобучила на себя блестящего бастарда шлема и банданы, который вопреки всему ей жутко нравился.

— Ага, знаешь, на что теперь похожа твоя голова? На диско-шар! Ты ещё покружись — мы точно, как на дискотеке, будем.

— А я всё равно её возьму.

— Лысюк, не смей!

Но Люся, как Данко сердце, уже несла шапку на кассу. Бедная студентка и гламурная дива вели извечную борьбу за Люсину душу, поэтому вынужденная экономия всегда сменялась неуёмным мотовством.

— Надеюсь, ты не наденешь это прямо сейчас? — опасливо спросила Катя.

— Прямо сейчас и надену.

— Тогда считай, что мы не знакомы… Кстати, как там твой мозгоклюй?

— Каждую ночь его во сне вижу.

— Вот скотьё — он ещё и сниться тебе смеет. — После курсов Катя даже ругаться пыталась на французский манер.

— Ладно, потопала я к Изотоповне.

— Только диско-шапку спрячь.