Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

Мой отец так и не узнал, исполнил ли инвалид своё обещание, потому что его загребли (моего отца) в Красную Армия. Вернее, в его случае это был Флот, но всё равно Красный…

~ ~ ~

Вторая Мировая догорала, но пушечное мясо жрала всё так же споро. Коле, пареньку из рязанской деревни, и многим другим паренькам из разных других мест, выдали полосатые Флотские тельняшки, чёрные штаны, чёрные рубахи под чёрные бушлаты и около месяца муштровали-обучали основам боевой подготовки для правильного исполнения команды «смирно!» и «разойдись!», да чтоб отличали приклад винтовки от её штыка. Потом их посадили—прям как были, в чёрном—на быстроходные десантные катера для захвата плацдарма где-то в верховьях Дуная, в Австрии. Но как ни спешили проворные катера, десант не поспел захватить плацдарм – Фашистская Германия коварно капитулировала и не осталось на кого бежать чёрной массой со штыками наперевес.

(…когда-то, очень давно, я втайне огорчался на этом месте: эх! не успел мой папа стать героем! Теперь же наоборот, меня радует, что мой отец ни разу не выстрелил и никого не убил, даже нечаянно.

И всё-таки, он считался ветераном Великой Отечественной войны и по особым годовщинам типа 20-летнего или 25-летнего, или (так далее) Юбилея Великой Победы, его награждали памятными медалями участника, которые он держал в ящике серванта, но никогда не одевал, в отличие от тех ветеранов, что побрякивают своими коллекциями на гражданских пиджаках по случаю очередного Дня Победы…)

Потом его взвод пару месяцев охранял непонятно зачем и от кого необитаемый Остров Змеиный у побережья Болгарии, а может Румынии, откуда его перевели в мотористы на военный тральщик, крохотное судно с маленьким экипажем.

Морская жизнь моего отца началась переходом из Севастополя в порт Новороссийск по неспокойному Чёрному морю. Не то, чтобы оно штормило, но болтанка случилась изрядная… Качаться на качелях в парке – весело, но после пары часов этой потехи желудок выбросит всё, что случайно залежалось в нём от позавчерашнего завтрака. Тот морской переход длился больше… Когда Краснофлотец Огольцов сошёл на берег в порту назначения, даже суша продолжала раскачиваться у него под ногами. Он попытался вырвать между высоких штабелей из длинных брёвен складированных вдоль причала, но нечем было. Молодой моряк сел наземь где стоял и, глядя на стену деловой древесины, которая продолжала вздыматься и опадать, решил, что помрёт непременно, морскую службу ему не пережить…

(…ты без труда догадаешься, что это предположение оказалось ошибочным, поскольку он не встретил ещё твою бабушку и не зазвал пойти с ним в ЗАГС. И твоя бабушка не родила ещё троих детей, так и не став матерью-одиночкой, беспрецедентный случай во всей этой истории…)

Итак, морская болезнь не убила моего отца. Он научился переносить или терпеть качку. Татуировка синего якоря украсила тыл кисти левой руки, а вдоль правой—от запястья до локтя—пролёг стремительный контур летящей ласточки с крохотным конвертом в клюве («лети с приветом!.»), и он бороздил на своём утлом корабле-тральщике широкие просторы Чёрного моря, очищая его от морских мин, для чего, собственно, и предназначены минные тральщики на Флоте.

Основное отличие морских мин от их сухопутных разновидностей в том, что морские мины нужно привязывать, не то расплывутся кто куда и будут рвать кого попадя, не разбирая «ихних» от «нашенских». Потому-то морскую мину фиксируют к якорю, который хватается за дно моря. Мина—железный шар наполненный воздухом и взрывчаткой—всплывает над своим якорем не достигая поверхности, её удерживает на привязи тонкий прочный трос, чья длина устанавливается из расчёта на глубину фарватера в месте размещения минного поля. И там эти морские мины висят, на пару метров ниже поверхности, в ожидании, когда проходящий корабль заденет один из рожков-детонаторов, что торчат из корпуса мины в разных направлениях, наподобие детского рисунка солнышка.