Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

В конце весны Папа пошёл на рыбалку за Зону и согласился взять и меня с собой, если я накопаю червяков для наживки. Я знал отличные места для червекопства и принёс домой целый их клубок в ржавой банке от консервированной тушёнки. Вышли мы рано утром и возле КПП к нам присоединились ещё два человека с листком пропуска на троих на выход за Зону. Я был четвёртым, но часовые меня даже не заметили. За воротами КПП мы свернули направо и пошли через лес.

Мы всё шли и шли, и шли, а лес никак не кончался. Иногда тропа выводила к опушке, но потом снова углублялась в глушь. Я шагал терпеливо, потому что Папа меня предупредил ещё до того как послать за червями, что идти надо аж восемь километров, а я сразу же поспешил тогда ответить, что это ничего, я смогу. Поэтому я шёл и шёл, хотя удочка и наживка в тушёнке заметно потяжелели.

Наконец, мы вышли к лесному озеру и рыбаки сказали, что это Соминское, которое я даже не узнал, хотя в нём когда-то научился плавать. Мы прошли по длинному травянистому мысу, в конце которого увидели настоящий плот. Один из рыбаков остался на берегу, а мы втроём взошли на борт плота из лиственных пород с гладкой корой, что сквозь тёмную воду казалась зелёной, вероятно Осина.

Папа и второй рыбак оттолкнули плот шестами от берега и продолжали толкать в воде, пока мы не отошли метров за тридцать туда, где глубже. Там мы остановились и начали ловлю. Брёвна плота увязаны были не вплотную и под ними виднелся редкий слой поперечных брёвен утопленных в непроглядно чёрную глубь, так что приходилось проявлять осторожность. Мы забросили снасть на три разные стороны и начали удить.

Рыба клевала довольно часто, хотя оказывалась не такой крупной, как ожидалось по сопротивлению натянутой лески, и к тому же резко выкручивалась, когда снимаешь с крючка, а у неё при этом острые шипы на морде и на спине. Папа сказал, что это ёрш, а рыбак добавил, что ершовая уха самая вкусная. Позднее, уже на берегу, когда уха была сварена в котелке над костром, я конечно её ел, но не разобрал насколько она вкусная, до того оказалась горячей.

После обеда, рыбаки сказали, что клёва уже не будет, потому что в такое время дня рыба уходит спать. Они тоже растянулись на траве и уснули под деревом и Папа с ними, а потом и я от одиночества и нечего делать…

Возвращались мы уже не по короткой тропе через лес, а по плавным холмам и взгоркам, потому что бумага разрешала быть за Зоной до шести часов. С вершины одного пригорка мы увидели озерцо вдалеке, которое было совершенно круглое и обросшее камышом. Когда мы подошли, Папа захотел непременно искупаться в нём, хотя остальные рыбаки его отговаривали. Один из них сказал, что это озеро называется Ведьмин Глаз и тут слишком часто кто-нибудь тонет запутавшись в густой ряске.

Но Папа всё равно разделся до трусов, ухватился за корму маленькой лодки возле берега и поплыл, взбивая ногами большие пенистые всплески, к камышам на том берегу. На полпути он вспомнил про свои наручные часы, снял их и повесил на гвоздик в корме. Вернулся он таким же образом, и с его плечей свисали длинные космы перепутанной озёрной ряски.

Он был уже на берегу и одевался, когда мы увидели женщину в длинной деревенской одежде, которая с неясными криками бежала по наклонному полю. Когда добежала, она не сказала ничего нового, а только повторила, что мы уже знали от рыбака-попутчика.

Возле КПП нас застигло сильное ненастье и мы здорово промокли, пока дошли домой, но впоследствии никто не заболел

~ ~ ~

С велосипедами у меня дружба сызмальства. Я и близко не помню свой первый велосипед, но некоторые фотографии свидетельствуют – вот он трёхколесник с педалями на переднем, а на нём, упёршись в педали, двух-трёхлетний бутуз в тюбетеечке – я.

Однако следующий помню очень хорошо – трёхколесник с цепным приводом, потому что часто приходилось спорить с сестрой-братом чья очередь кататься. Позже Папа пересобрал его в двухколёсный, но после пятого класса он стал мал на меня и перешёл к младшим насовсем. А потом Папа привёл мне настоящий велосипед. Да, это был подержанный ветеран, но зато не «дамский» и не какой-нибудь там «Орлёнок» для подростково-юношеского возраста.

Однажды вечером после работы Папа попробовал даже обучить меня во Дворе езде на велосипеде, но без его крепкой поддержи за седло велосипед так и норовил завалиться не на один, так на другой бок. Папе надоела моя неловкость, он махнул рукой, сказал: —«Учись сам», – и ушёл домой.

А через пару дней я уже мог ездить. Правда не в седле, у меня не хватало смелости перебросить через него ногу и сесть как надо, вместо этого я просовывал ногу под раму и ездил стоя на педалях, поэтому езда получалась с косым креном, у велосипеда вправо, а у меня наоборот.