Хулиганский Роман (в одном, охренеть каком длинном письме про совсем краткую жизнь), или …а так и текём тут себе, да…

В Конотопе, Баба Катя перецеловала нас всех, по очереди, столбами ставших от неловкости посреди кухни, и расплакалась. Мать принялась её утешать, да зубы заговаривать, потом заметила две детские головки, что потихоньку заглядывали на кухню из-за дверных створок комнаты, и для отвода глаз и смены темы спросила: —«Это Людкины, что ли?»

– Да, это у нас Ирочка и Валерик. Уже такие большие. Девочке три года, а ему скоро два будет.

Когда отец их, Дядя Толик, зашёл в дом с работы, я впервые в жизни увидал живьём, а не в кино, лысину от самого лба и до ниже затылка, но постарался не пялится слишком уж заметно. Через час мы с ним вышли встречать Тётю Люду. Её продуктовый закрывался в семь и с работы она всегда возвращалась с сумками.

Шагая рядом с Дядей Толиком, я примечаю путь до Путепровода, который в Конотопе зовётся Переездом… Смутно воспоминалось долгое ожидание перед железнодорожным шлагбаумом. Он опущен, заграждает поперечный переезд через колеи заполненные мостовой из чёрных деревянных шпал вровень с головками рельсов. Шлагбаум подымается, толпа людей с обеих сторон валит пересечь пути, пара телег в их гуще и встречная трёхтонка с деревянным кузовом… мы уезжаем из Конотопа на Объект…

За моё отсутствие, под многоколейными путями проведён глубокий бетонированный туннель, отсюда официальное название – Путепровод, но люди зовут как привыкли – Переезд…

По ту сторону Переезда-Путепровода поспешают длинно-красные трамваи из Города на Вокзал. Центральная часть Конотопа, Город, официально никогда не размечалась, так что Конотопчане могут иметь несовпадающие представления о квадратуре и границах этой части, однако, Вокзал (находясь в городской черте) никак не входит в состав Города. Эти и другие тонкости мне ещё предстоит усвоить.

До приезда Тёти Люды на одном из трамваев идущих из Города, Дядя Толик подговорил меня нагнать её под редкими фонарями спуска в Путепровод, пока он будет держаться в сторонке, ухватить одну из её сумок и хриплым голосом спросить: —«А не слишком тебе тяжёлая, а?»

Но она узнаёт меня, хотя Дядя Толик надвинул козырёк моей кепки мне на самые глаза.

Мы втроём идём на Нежинскую, Дядя Толик несёт обе сумки, за которые Тёте Люде расплачиваться с получки в её магазине.

Поднявшись из Путепровода, мы минуем тихий и пустой Базар по его центральному проходу между прилавков под высокими односкатными крышами типа торжественной линейки задремавших беседок. Ещё минут через десять сворачиваем в Нежинскую – пара далёких огней на столбах где-то в глубине, помогают отличить её от остальных, неосвещённых улиц.

~ ~ ~

В Конотоп мы прибыли перед началом последней четверти учебного года, и все втроём стали учениками Средней Школы № 13, благодаря её выгодному расположению напротив улицы Нежинской, через мощёную неровным булыжником улицу Богдана Хмельницкого. Старожилы именовали это учебное заведение «Черевкина школа», потому что при Царе богатый житель села Подлипное, Черевко была его фамилия, построил двухэтажный кирпичный трактир на этом месте. Однако власти Царского режима не позволили ему открыть трактир расположенный слишком близко к единственному в городе заводу – Механическим Мастерским. План мироеда грозил весь местный класс рабочих массово сделать алкашами.

Черевко, видя что споить никого не удастся, подарил построенное здание городу для устройства в нём школы из четырёх классов… В Советскую эпоху самосознание рабочего класса возросло настолько, что нынешние забегаловки придвинулись к тому же производственному центру в два-три раза ближе, а «Черевкина школа» была расширена длинным одноэтажным зданием выражено барачного стиля, тоже из кирпича. Дополнение тянулось вдоль тихой улочки с уклоном к Болоту, что именовалась также Рощей—кому как привычней—которая отделяла село Подлипное от Конотопа, а может, и наоборот.

По дороге в школу в первый раз, я как-то не догнал, что это за холщовые мешочки телипаются сбоку от будничных портфелей или узких фасонистых папок из как бы кожи, но в смеси с картоном, с замком-молнией во всю длину схождения двух сторон. Пояснение, что в тех мешочках ученики несут свои чернильницы, меня неслабо удивило. Это же отсталость, вон школьники Объекта с каких пор перешли на авторучки, чья внутренняя ампула позволяет заправлять их не чаще одного раза в неделю, а то и в месяц, если не шкрябаешь той ручкой день-деньской. Ха! Вроде как из эры двигателей внутреннего сгорания угодил во времена дилижансов и почтовых троек, от орбитальных станций – здрасьте, Лев Толстой, а мы к вам в гости! Однако на следующее утро те же мешочки стали уже привычной деталью пейзажа.