Хунхузы(Собрание сочинений. Т. I)

Затворив за собою дверь, Догерти тем же испытанным способом, ощупью вдоль стены, двинулся вперед. Дойдя до угла, он ощупал новую стену и пошел вдоль нее. Вскоре он наткнулся на дверь. Приложив к ней ухо, Догерти стал гораздо лучше различать чей-то монотонный, без модуляций, голос, — точно это ручей журчал свои бесконечные песни…

Но этот голос вселял уверенность, что он не мог принадлежать большевику, — слишком уж он был размерен и спокоен.

Догерти потихоньку нажал на дверь. Она подалась и пропустила в щель луч слабого, тусклого света…

— …«И взял Давид венец царя их с головы его, — ясно послышался ровный голос, читавший нараспев, — и в нем оказалось весу талант золота, и драгоценные камни были на нем; и был он возложен на голову Давида. И добычи очень много вынес из города. А народ, который был в нем, вывел и умерщвлял их пилами, железными молотилами и секирами. Так поступал Давид со всеми городами Аммонитян»[14].

«А, это что-то из Библии, — подумал Догерти, — следовательно, человек не плохой…»

Догерти распахнул дверь и вошел в почти пустую комнату. В одном углу стоял аналой, на котором лежала толстая книга, и к закраине которой была прикреплена зажженная восковая свеча. Перед аналоем стоял пожилой монах небольшого роста, в русой бороде которого виднелись серебряные нити.

Догерти вошел так тихо, что монах не слышал его шагов и продолжал читать; и только тогда, когда Догерти подошел поближе и свет свечи упал на него, — монах поднял глаза от книги и взглянул на неожиданного посетителя. Но ни страха, ни удивления не отразилось на его лице…

— Батюшка, простите, что я так неожиданно и в такое неурочное время ворвался к вам, — начал офицер.

Но монах прервал его:

— Капитан Догерти, я рад вас видеть здесь!..

Изумлению Догерти не было пределов:

— Разве вы меня знаете?

— Нет, господин капитан, я вас никогда не видел, но весь город полон разговоров о вашем таинственном исчезновении в Военном училище; кто же мог так необычно появиться здесь в ночное время, кроме вас? Но вам нельзя здесь оставаться: большевики вас везде усиленно ищут; и завтра утром наш монастырь будет весь обыскан. Подождите минуту, я доложу о вас отцу игумену и тотчас вернусь.

«Ага, — подумал Догерти, — значит, я нахожусь в Богородицком монастыре!..»

Монах ушел, и Догерти остался один среди звенящей тишины…

Тут только он почувствовал, что смертельно устал: страшное напряжение нервов в течение всего дня не могло пройти даром; и хотя его поддерживало радостное возбуждение при надежде на спасение, но глаза его невольно смыкались. Он свалился бы на каменный пол, если бы в этот момент не вернулся монах: в одной руке он нес кружку с водой, а в другой кусок хлеба. Под мышкой у него был какой то сверток.

— Вот, господин капитан, подкрепитесь немного, извините, у нас, у монахов, теперь ничего достать нельзя, кроме хлеба и воды.

Догерти взял кружку и хлеб и стал с жадностью есть и пить. Никогда вода и хлеб не казались ему такими вкусными, очевидно, организм требовал пополнения потраченных сил.

Когда Догерти кончил есть, монах развернул принесенный им сверток. В нем оказались рыжие нанбуковые штаны, старый пиджак и стоптанные штиблеты.

Догерти мысленно похвалил монаха за его догадливость и быстро переоделся. Платье сильно его изменило: он походил в нем на захудалого мещанина или рабочего парня из какого-нибудь склада.

— Ну, господин капитан, — сказал монах, — теперь пойдем в место хоть не очень веселое, но зато безопасное.

Монах долго вел Догерти по бесконечным входам и переходам; на одном из перекрестков он снял с гвоздя тускло горевший фонарь и задул свечку, которой он освещал до сих пор дорогу.

Наконец, через маленькую, скрипучую дверь они вышли из коридора на открытый воздух. Темная, безлунная, безмолвная ночь окружила их. Вверху кое-где мерцали звезды…

Монах, освещая путь фонарем, повел Догерти по дорожке, усыпанной песком. Когда свет фонаря бросал тусклые блики по сторонам, то Догерти различал стволы деревьев и между ними белевшие кресты… Они шли по монастырскому кладбищу.

Монах бросил тропинку и они пошли целиной, лавируя между могилами.

Наконец они остановились около маленькой часовни-памятника, по-видимому, недавней постройки, на дверях которой висел заржавленный замок. Монах вынул ключ из кармана рясы, отпер замок и открыл скрипучую дверь. Они вошли в маленькое помещение, не больше трех квадратных ярдов. Прямо против входа на стене находилась икона Богоматери с Младенцем; перед ней висела лампада, сквозь красное стекло которой едва мерцал огонек. Монах тотчас задул лампаду, чтобы она не привлекла чьего-нибудь внимания…

4

Семья Власьевых.