Хунну в Китае

Тоба Гуй был человеком веротерпимым и практичным. Завоевав Шаньси, он не преследовал сбежавшихся туда даосов, но служебные вакансии предоставлял конфуцианцам. Для даосов и это было благо, ибо их не жаловали даже кроткие буддисты. В тангутском и тибетском царствах Цинь за чтение даосских книг полагалась смертная казнь. А кому не надоест вечно скрываться?

Главный советник хана Тоба Сэ, начитанный и умный Цун Хао, терпеть не мог и даосов, и буддистов. Особенно последних. Он говорил: «Зачем нам, китайцам, почитать варварских богов?»[316]. Этот открытый шовинизм вместе с повышенным вниманием советника к прекрасному полу позволили табгачским вельможам добиться его опалы. Очутившись в немилости, он начал увлекаться даосизмом. Как раз в это время от подпольной даосской общины к императору Тоба-Вэй прибыл «Учитель правил Небесного дворца» Коу Цянь-чжи. Цун Хао оказал ему протекцию и благодаря этому сам вышел из-под опалы, так как теперь уже и Тоба Дао увлекся даосским учением. Последнее понятно: каждому интересно научиться летать в пространстве, жить без пищи, узнавать будущее и т.п. Таким образом, союз фанатика и пройдохи обеспечили даосскому учению свободу проповеди в империи Тоба-Вэй и царское благоволение (423 г.).

Лиха беда начало! Поскольку врагами Тоба Дао были южнокитайские конфуцианцы, хуннские буддисты в Хэси и язычники-политеисты — жужани, то даосская идеология, отвергнутая повсюду, кроме табгачской столицы, стала для табгачского хана надежной опорой во внешней и внутренней политике. А даосам было как нельзя более выгодно пользоваться милостью сильнейшего из владык. Союз трона и алтаря после каждой победы укреплялся и через пятнадцать лет стал давать плоды религиозной нетерпимости.

Наиболее опасными соперниками для даосов были буддисты, и первый удар пришелся по ним. В 438 г., готовясь к войне с Хэси, Тоба Дао указом вернул в мир буддийских монахов моложе 50 лет, сославшись на нужду в воинах[317]. Это мероприятие остановило распространение буддизма. В 440 г. под влиянием Коу Цянь-чжи Тоба Дао учредил новое летосчисление и провозгласил себя «Государем-покровителем наивысшего покоя», чем официально включился в даосскую общину[318].

Первые шаги на поприще даосизма были безвредны. Так, для уединенных размышлений императора было приказано построить высокую башню, куда бы не доносился никакой отвлекающий шум вроде лая собак и крика петухов. Башню начали, но не достроили. Дальше пошло хуже: начались казни за применение магии и даже за толкование снов. В 444 г. был издан указ, согласно которому все, от князя до простолюдина, обязаны были выдавать властям известных им незарегистрированных буддийских монахов и частных колдунов; за уклонение от выполнения указа полагалась смертная казнь вместе с семьей. Второй указ предписывал обязательное обучение в государственных школах и запрещение школ частных[319]. Мысль в государстве была взята под контроль даосской общины.

Затем пришла очередь язычников. Табгачи, попав в Китай, приняли местный культ — поклонение Небу, Земле, предкам и божествам (шэням), сохранив почитание своих древних богов. В 444 г. последнее было запрещено и всем родовичам предложено почитать лишь китайских богов[320].

Вскоре последовали эксцессы. Тоба Дао, будучи в 446 г. в Чанъани, посетил буддийский монастырь и случайно обнаружил там склад оружия, винокурню и женщин. Это, конечно, нарушение устава, но казнь всех монахов была воспринята как неожиданность. Это была первая ласточка новой политики, а два года спустя, в 448 г., последовал указ об уничтожении всех буддийских икон и статуй, сожжении индийских книг и предании смерти всех монахов, без учета возраста. Каждый, почитавший чужеземных богов и делавший идолов из серебра или меди, обрекался на смерть вместе со своими родственниками. Автором текста указа был не кто иной, как Цун Хао[321]. Такой ценой он снова обрел царскую милость.

Указ поразил всех, в первую очередь табгачскую знать. Многие вельможи и принцы крови были знакомы с буддийским учением и если не симпатизировали ему, то по крайней мере интересовались. Других оно увлекало. В их числе был принц Тоба Хуан, человек искренний и смелый. Он решился задержать опубликование указа, о содержании которого все уже знали, чем дал возможность многим монахам скрыться и спасти книги и иконы. Но кумирни были уничтожены все.

По поводу этого указа в исторической литературе сохранилась интересная полемика. Один известный автор считал казни монахов справедливыми, так как, живя в Китае, они чтили чужеземный закон, согласно которому не несли воинской повинности, нарушали долг детей перед родителями (отказываясь от мира) и родителей перед детьми (соблюдая целомудрие), изнуряли себя постом (грех перед телом) и собирали милостыню, т.е. не работали. Все вместе рассматривается как непростительное преступление.