Хуррит

— Это серебро, — подтвердил Саленко после осмотра пластинки, — И его не меньше ста грамм. Сама пластинка была незатейливой — на аверсе был выбит кружок, на реверсе — изображение двух линий, напоминавших знак из старой жизни. Такие ставили на трансформаторных будках — «Не влезай, убьет!», только черепа не хватало.

В тот день я ничего больше не продал — покупатели щупали оставшиеся две соболиные шкурку, восхищались медвежьей, но уходили, услышав «ит сикль».

Ночевали торговцы прямо на местах торговли, разжигая костры в проходе. Нашей группе удалось продать несколько кувшинов — часть была обменена на куски тканей и пять наконечников для стрел. Только за один кувшин заплатили маленьким кусочком, едва ли несколько сантиметров в диаметре. Это не было чистое серебро, мы так и не поняли его номинал.

Второй день торгов был таким же — мои цены на шкуры были слишком высоки для покупателей, хотя возле меня собиралась толпа. Оставив Ару и Саленко вместо себя, побродил по рядам, обращая внимания на товары. Больше всего продавалось скота и птицы — козы, волы, утки, гуси, даже встретил пару тощих коров, едва или выше метра в холке. Были ткани, посуда, в основном из глины. За одним прилавком у мужчины была стеклянная посуда — немного примитивная, с разноцветными разводами. Возле него толпилась огромная куча людей, ахая.

— Мана? — как оказалось, это слово было чуть ли не аналог общемирового «сколько».

— Ит сикль, — отозвался продавец, сопровождаемый гулом восхищения. Именно столько мне дали за шкурку, мулатка явно очень хотела соболя, раз заплатила столь высокую цену.

Знакомый паланкин снова появился к обеду — я издали увидел процессию. Они уверенно шли на наш ряд и остановились рядом. Не дождавшись, пока носилки опустят на землю, оттуда выпорхнула вчерашняя знакомая.

— Мана? Палец указывал на соболя с черноватым отливом по хребту. Услышав от меня «ит сикль», девушка уверенно протянула пластинку, как две капли похожую на вчерашнюю. По взглядам некоторых торговцев можно было понять, что мне повезло. Восхищенные возгласы и гомон не стихал, но мужик из повозки не вылезал.

— А где твой муж? — спросил на русском, улыбаясь мулатке. Моя речь на русском резко контрастировала с певучим говором Востока, на котором говорили вокруг. На минутку все даже затихли, как потом признался Ару, окружающие услышали угрозу в моих словах. Заметив недоумение в глазах Энии, так ее вчера назвал мужик, показал жестом на паланкин и произнес:

— Суженный-ряженный?

В глазах девушки заплясали искорки — она поняла вопрос. Распахнув занавеску, показала пустые носилки:

— Фалина ма, — что могло означать «никого нет» или «он дома», или еще массу чего.

— Мы привлекаем много внимания, — признался Саленко после ее ухода. Даже неплохо загорев, мы с археологом смотрелись, как белые вороны среди смуглых. На нас обращали внимание, часто показывая пальцев. Даже куски тканей, что мы обмотали вокруг лица, мало помогали. У украинца еще и глаза были голубоватые — а в этом мире доминировал карий цвет глаз.

Третий день торгов был успешен для нашей группы — распродали почти все. Теперь не оставалось сомнений в том, что среди Халов, в среде сардов развита коррупция и хищение «бюджетных средств». Несколько пластинок перекочевало в мешочек Тарда. Были и коротенькие размером со спичку полоски красного металла, возможно, монеты меньшего номинала. Во всем этом предстояло разобраться — после окончания продаж мы планировали потратить день на закупки. Я много раз обходил ряды, но кузнеца или гончарный круг так и не увидел.

Эниа не появилась на третий и четвертый день. К концу четвертого дня, девушка вышла у меня из головы, хотя периодически о ней думал. Пусть она и была красавицей, но меня дома ждет Ада, а впереди цели куда более важные, чем красавица-мулатка.

Глава 24

Раньше никогда не думал, что меня может привлечь торговля. Но здесь, в Кулише, познал странное чувство удовлетворения, торгуясь с Энией. Разноголосица на рынке действовала успокаивающе, словно убаюкивала. Саленко признался, что перед поездкой испытывал тревожность, не зная, что нас может ожидать. Все страхи оказались напрасны, за четыре дня в Кулише, мы не видели случая кражи или драк. Вооруженные стражники периодически прохаживались между рядами, всем своим видом напоминая, что они все видят и слышат.

Закончив четвертый день торгов, мы разожгли костер и ужинали — на рынке удалось пополнить запас еды, мне даже достался небольшой кувшин молока. С наслаждением пил, заедая куском жаренного мяса, когда рядом остановился человек.

— Ит сикль, — привлек внимание полуголый африканец.

Я подошел к нему. Атлетически сложенный, он был выше меня на полголовы.

— Има лин сиар, — мужчина сделал пару шагов и остановился, приглашая жестом последовать за ним.

— Не ходи, это ловушка, — Саленко вцепился в меня.

Мне тоже показалось странным, и я, вытащив свои сикли, передал их археологу.

— У меня нож и пистолет, и мне кажется, это один из носильщиков той девахи.

Африканец нетерпеливо пошевелился, приблизившись к уху, прошептал:

— Эниа, лин сиар!