ХУШ. Роман одной недели

Но уходить не хотелось. Вот так бы сидеть и слушать стихи и песни, ни о чем больше не думая.

Глава 4 Бабочка-хамелеон

1

Али проснулся рано утром в пятницу, и первой его мыслью было: «Сегодня тот день, когда джинн должен исполнить свое обещание и свести меня с Алей».

И вдруг от этой мысли стало так плохо, так больно, что замутило внутри живота и захотелось свернуться калачиком.

Потому что как на ладони он увидел весь свой позор. Увидел как бы со стороны: ему не хватило силы духа удержать себя и не перейти черты запретного, не ослушаться своих учителей и Корана. И теперь широкая постель была той ладонью, что, словно сжимала его что есть мощи и сдавливала в области грудной клетки, лишая кислорода.

И все тело будто трещало по швам и очень болело. Больно было так, что искры и слезы из глаз. И оставался только один выход, чтобы все это разом закончилось. Пусть эта сила, молил он, что в наказание сжимала его в ладони, раздавит его всмятку и выкинет с омерзением, как раздавленную букашку, через окно. Выкинет взрывной волной вон, совершив акт насилия.

Но этого не происходило, а у самого Али не было сил двинуться с места. Руки-ноги затекли и не могли шелохнуться. Может, от этого ощущения он и проснулся. Оставалось только открыть глаза, что Али и сделал, и покоситься налево. На сгибе его локтя спала траурница. Обнаженное бедро ее было перекинуто через живот Али.

2

Но особенно было больно оттого, что пришлось потратить все деньги, которые им вручили на карманные расходы в штаб-квартире бойскаутов вместе с билетом и загранпаспортом. «На карманные расходы!» Они бы могли жить на эти деньги не один месяц.

Он и собирался не потратить и копейки, чтобы привезти все семье. Тем более кормят здесь так и такими продуктами, которых его мама, братья и сестры ни разу не пробовали и вряд ли когда-нибудь попробуют. Тебе Всевышний даром послал столько удовольствий, так зачем же нужно было вкушать от запретных плодов?

Но вот он не удержался и все потратил на эту… Али покосился еще раз… Луч солнца скользнул по ее щеке, забрался под ресницы, пощекотал веки. От увиденного Али прошиб пот – теперь он уже боялся пошевелиться. Тонкие руки и худые в лодыжках ноги девушки оплели его, как нити шелкопряда или паутина паука, плюс еще скрутившаяся простынь. Он так и лежал весь в поту, моргая от боли в груди, чувствуя, что кроме его ресниц – рецепторов, ворсинок, позволяющих остро чувствовать мир, – у него нет ничего. Он лежал в своей собственной слизи и слезах. И опять это страшное, страшное чувство, когда проснулся, словно прозрел после сна, и видишь сам себя как на ладони, видишь четко и ясно, что ты ничтожество. Полное ничтожество. Что ты животное, не сумевшее проконтролировать свои инстинкты. Что ты скользкий червяк, гусеница и бабочка одновременно, цепляешься сотнями своих ворсинок-лапок-чувств за эту жизнь, крутишься-вертишься, пытаешься выжить и выжать как можно больше радостей и удовольствий из мира и потом ищешь себе оправдание.

3

У тебя две сущности. И эти две сущности видно как на ладони, потому что ты лежишь как на ладони, словно спеленатое дитя или кукла ребенка, да еще с другой куколкой на груди. Вся простыня мокрая – и такое чувство, словно плотные нити соплей и прочих телесных выделений обволокли тебя в животном пищеварительном процессе. Словно простыня – кокон на нитях, прикрепленных к древу мира. И паук смерти, что подкрался незаметно тихо, уже тычется во все болевые точки.

Или это муки перерождения в новое чудовище? А может, перерождение из гусеницы в легкомысленную бабочку? Какие же они невыносимые, когда ты понимаешь, что Алла Тааля – «Он все видит». Он видит твой позор. Видит, как ты нарушил сразу много его заповедей. Попробовал женщину, алкоголь и наркотики. Видит, что ты ничтожество, словно через толстую линзу, увеличивающую силу пронзающего луча-рентгена.

«Солнце печет нестерпимо сильно, сколько же я проспал? – думает Али. – Как я мог допустить, что меня, как букашку, подобрали на эту ладонь и сейчас рассматривают тем особым зрением, и нет никакого спасения и, главное, смысла. И все очевидно: раз сорвался, то получай наказание…Теперь эти грехи уже не замолить и себя не отчистить.

Ведь сейчас я ни на что, кроме как на паразитирование, не способен. Потому что опустился дальше некуда и теперь не могу ни любить, ни дружить, ни работать, ни учиться. А только выкручиваться и проскальзывать. И сейчас надо выскользнуть из-под плеча этой несчастной, которую я так жестоко обманул».

4

От пережитого Али становится душно, ему нужен воздух. Высвободившись от пут траурницы, выскользнув из-под ее руки и ноги, Али идет к окну. Он сам готов покончить с этим стыдом разом. Он поднимается на широкий подоконник и открывает створку. Резкий удар свежего воздуха и шума оглушает Али. Внизу, гудя прибоем машин, бьется о парапет гостиницы город. Вчера вечером и всю ночь лил дождь, снег превратился в жижу, в огромную лужу слякоти.