ХУШ. Роман одной недели

А на что он, собственно, еще способен? Ждать весну, когда распустятся зеленые листья, – чем не оправдание или надежда? Всю жизнь ждать некую метафизическую весну здесь, где деревья ищут яркие цвета, одеваются на длинные зимы в гирлянды. Ведь кроме весны-надежды он ни к чему больше не приспособлен совершенно, очень слаб и уязвим, словно сливовая гусеница, в то время, как тело его становится все более и более сжатым обстоятельствами, стянутым путами судьбы, за которые дергают как марионетку. «Вот бы, – думает Али, – броситься с этого подоконника, как со скалы. И разом покончить со всеми мучениями. Ужасно, ужасно стыдно за все содеянное».

И только он так подумал, как непонятно откуда взявшийся желтый листок, обернувшись вокруг собственной оси несколько раз, как в вальсе, ударил Али в лицо, словно совершающая па бабочка. «Осенний лист – откуда он взялся?» – задохнувшись, подумал Али. – Может, оттого, что вчера небо плакало и снег растаял, обнажилась почва и листья на ней? Темная, пахнущая гнилой влагой земля. А может, это мне послание свыше? – Али разглядывал березовый листок в розоватых прожилках и с коричнево-медной каймой по краям. На той стороне листа, которая была прижата к земле, коричневый цвет был более темным и насыщенным. – Это не просто листок в лицо, это намек на письмо, на вести. На метаморфозу. Он словно выпустил меня из разжатых пальцев. Метаморфоза состоялась».

.

5

И только он так подумал, как в запертую на ключ дверь настойчиво постучали… Спрыгнув с подоконника, Али пошел открывать. На пороге его с нетерпением ждал черный джинн в красной ливрее.

– Брат, – сказал джинн, косясь на обнаженное бедро проститутки, – у меня хорошие новости для тебя.

– Хорошие? – удивленно переспросил Али. Он уже не ожидал ничего хорошего.

– Мы нашли твою Аллу. И более того, ты не поверишь, она скоро придет сюда.

– Придет сюда?

– Да, брат, птичка, оказывается, находилась совсем рядом, и скоро она придет на пресс-конференцию. Она почти владелица этого отеля. Но вряд ли у тебя с ней получится побыть наедине, как с этой, – указал джинн глазами через плечо Али, отчего тот вспыхнул. В эмоциях он совсем забыл про траурницу, и теперь ему было ужасно стыдно.

– Почему? – спросил он, краснея и опуская глаза.

– Она же жена и будет всегда при муже. Ее знает весь персонал. Тем более здесь много видеокамер и плюс еще телекамеры журналистов. В лучшем случае, вам удастся поздороваться и переброситься парой фраз.

6

– Но мы можем для тебя сделать это, – обнадежил Али джинн, выдержав театральную паузу.

– Сделать что? – не понял Али.

– Сделать так, чтобы вы побыли несколько часов наедине, пообщались. Если ты нам поможешь взять ее в заложники. Конечно, она будет на званом обеде. Только скажи, и мы организуем похищение ради тебя. Мы можем убить ее мужа ради тебя. Мы оставим вас наедине на несколько часов, а если получится, и дней. Ты тоже можешь в этом участвовать.

– Но сначала я все-таки попытался бы с ней поговорить сегодня.

– А если у тебя не получится, мог бы вместе с нами захватить твою Алю? Это среди берберов всегда считалось достойным мужчины поступком, или я не прав?

– Ты прав, – согласился Али.

– Ну тогда договорились, и ты, брат, будешь помогать нам в нашей операции с Алей.

– Да, – кивнул Али, особенно не задумываясь, потому что больше его волновало, как он будет расплачиваться с траурницей. – Возможно. Но ты не мог бы для меня сделать одну вещь?

– Какую?

– Привезти сюда в номер завтрак и цветы.

– Одну минуту, – улыбнулся белоснежной улыбкой джинн, – не проблема, брат.

– И еще, – остановил Али уже готового сорваться с места джинна, – ты не мог бы одолжить мне немного денег.

– Нет проблем, брат. Сколько тебе нужно?

– Долларов двести, – смущаясь, назвал сумму Али.

– О’кей! – еще шире улыбнулся Азам.

6

Через полчаса завтрак на тележке был уже в номере. Апельсины, нектарины, лимон, кофе в изящном кофейничке, ломтики сыра с виноградом и дольками груши. Нашпигованные эльзасские колбаски, оливки, масло и джем. И тонкие, хрупкие, как сухие листья, кусочки белого хлеба.

Али сидел в кресле и при лучах солнца смотрел то на свою ночную бабочку, то на ворвавшийся в номер яркий осенний лист. Всю ночь шел дождь, и, как оказалось, он освободил эти создания от власти снега.

«Как они похожи», – думал Али. Сейчас, при свете дня, ночная бабочка не походила на траурницу. Волосы ее не были совсем черными и слегка отливали медным отливом, а кожа была бело-розовой. Впалые щеки с едва заметной палевой желтизной и размытыми пятнами теней над ними. Да, точно, она больше походила на сливовницу, доверчиво прильнувшую к нагретому солнцем, словно ствол поваленного дерева, теплому краю кровати.

Красивые тонкие брови чуть дрогнули. Это означало, что сливовница проснулась и притаилась.

Бабочка потянулась-шевельнулась и снова замерла на стволе, словно почувствовала на близком небезопасном расстоянии чужака. Ее белая кожа сливалась с простыней, под которой она пыталась спрятать одну ступню.