Тот триумфальный для ХАМАС год продемонстрировал способность выступающего под эгидой ислама движения прийти к власти — да, пусть с рядом оговорок, но все же номинально демократическим путем, прошествовав, по меткому выражению исследователей Э. Милтона и С. Фаррелла, от бомбы к избирательной урне.
Восторга, не говоря уже о поддержке, у многих светских вестернизированных режимов арабского мира это не вызвало. Ибо грозило им, в значительной степени коррумпированным, активизацией религиозно ангажированных контрэлит (режимы-то — да, светские, но население в массе своей мусульманское), использующих джихадистские (без глубокого богословского осмысления собственно идеи джихада, сути которого мы в двух словах коснулись в предыдущей статье) настроения толпы.
Именно контрэлиту, то есть лишенную, согласно итальянскому социологу В. Парето, власти, но стремящуюся к ней группировку в палестинском политическом истеблишменте ХАМАС представлял собой по отношению к светской ООП Я. Арафата.
Перипетии их отношений — крайне сложная и запутанная тема. Тот же Я. Арафат был связан с Израилем подписанными в Осло мирными соглашениями, — в этом году как раз двадцатилетний их юбилей, — которые почти пустило под нож убийство израильтянином-радикалом Б. Гольдштейном 29 человек в хевронской мечети.
ХАМАС ответил атаками шахидов, причем вступив в конфликт с созданной ООП Палестинской администрацией, принявшейся закрывать офисы движения, поскольку она не желала идти на открытую конфронтацию с Тель-Авивом.
Очень скоро лидера ООП в секторе Газа стали воспринимать едва ли не как коллаборациониста; в свою очередь израильтяне критиковали его за недостаточную борьбу с ХАМАС.
В каком-то смысле это и стало залогом победы движения на упомянутых выборах. Ее ключевым фактором явилось, по словам Э. Милтона и С. Фаррелла,
Палестинскую, как социально неустроенную и малограмотную, так и вполне образованную в рамках традиции суннитского ислама молодежь раздражали не только лимузины и виллы, но и светский характер лидеров ФАТХ, их номинальный отказ от вооруженной борьбы с Израилем.
И теракты казались многим парням из бедных переселенных кварталов Газы неотъемлемой частью их понимания джихада — правда, сами они рассматривали действия смертников как сознательное мученичество за свое понимание веры и следующего ей справедливого устройства мира.
Хотя есть основания полагать, что и ФАТХ не расстался с радикальными методами противостояния Тель-Авиву. Но его деятельность, многие детали которой и по сей день покрыты мраком, — за пределами нашей темы, и касаться мы ее будем только в рамках взаимоотношений с ХАМАС.
У последнего же сложились напряженные отношения не только с ФАТХ, но и с запрещенной в РФ «Аль-Каидой»[25]
— в свою очередь, антиэлитой мусульманской уммы. Во многих обществах антиэлита представляет собой сплоченные вооруженные криминальные структуры, оказывающие влияние, часто существенное («якудза», «триада-чайна» и пр.), на жизнь социума, но неспособные, да и не желающие взять легальную власть.«Аль-Каида»[26]
и ей подобные, да, могут добиться контроля над ограниченной территорией, но только на краткосрочный период, в силу крайне негативного и деструктивного посыла в своей деятельности. Да и то, как мне представляется: их локальный и недолгий успех возможен при помощи якобы борющихся — а устранение главарей отнюдь не тождественно борьбе — с ними покровителей, типа ЦРУ.Детище террориста номер один (не будем забывать: ликвидированного американцами путем нарушения их ВВС и спецназом территориальной целостности Пакистана, причем без уведомления последнего), по словам историка-арабиста А. В. Демченко, рассматривает борьбу с Израилем как часть глобального джихада против христиан и иудеев.
Со своей стороны ХАМАС не то что не предпринимал репрессий против христиан — он инкорпорировал их в собственные ряды. Имя депутата палестинского парламента и члена движения, христианина Хуссама ат-Тавиля — яркий тому пример. И это — отчасти в русле военно-политической традиции суннитского ислама, ибо православные сражались с крестоносцами и в рядах армии Салах ад-Дина.