Хутор Дикий

– Не услышал. Скорее всего, нет… Потом опять раздался шум. Я понял, что она выпроваживала Семена… Кричали они одновременно, разобрать было трудно. Наверное, вдогонку, она крикнула: “Ты не мужик, а тряпка”. Чего тут ругаться, сама таким воспитала. Всю жизнь за него все решала, шагу самостоятельно ступить не давала… Мы-то с ним дружили, пока его в армию не забрали. Потом пришла моя очередь… Я вернулся – он уже женатый был. Жену ему Алевтина сама сосватала. Хорошая была девушка, но не ладилась у них жизнь… Так бывает, что два хороших человека образуют плохую семью и сами становятся хуже… Он выпивать стал. Потом подался в город, чтобы избавиться от влияния матери. Маялись по углам да семейным общежитиям, пока получили квартиру. А тут Тоня заболела. Рак… Долго скрывала, к врачам не обращалась – лечить было поздно…

– Все это очень важно, но, к сожалению, у меня осталось мало времени, – перебил Михаил. – Когда вы видели Алевтину Петровну последний раз?

– После обеда.

– А точнее?

– Сейчас спросим у жены. Она с ней разговаривала… Я же с ней был в ссоре. Мария! Мария! – громко позвал хозяин свою жену.

Однако в дверь опять заглянул сын, с тем же испуганным выражением лица. Видно, крутится недалеко.

– Антон, позови мать, она стирает на кухне.

Вошла невысокая полная женщина в халате, мокром на животе, с мокрыми покрасневшими руками. Поздоровалась.

– Чего тебе? – спросила у мужа.

– Расскажи следователю, когда и зачем к нам приходила тетка Алевтина.

– Спрашивала молоко…

– Мы держим двух коз, – добавил Бубырь. – Но сейчас ни одна из них не доится…

– Когда это было? – уточнил Михаил.

– Мы уже пообедали… В третьем часу, пожалуй…

– Точнее не можете сказать? Может быть, в два?

– В два мы еще обедали… Может, в полтретьего…

– Мария Петровна, постарайтесь вспомнить, что она сказала?

– Расстроилась… Она с нами не разговаривала, считай, всю зиму и не знала, что козы не доятся… Сказала, идти к Виктору по такой погоде…

– Она была у него, но безрезультатно. Спасибо! – поблагодарил хозяйку Михаил.

Мария Петровна сразу вернулась к своей стиральной машине. Легкий шум работающего электродвигателя, причину которого Михаил до этого не знал, возобновился снова.

– У меня, собственно, остался один вопрос. Что у вас произошло с Гонтарем?

– Долго рассказывать…

– Ну, хотя бы в общих чертах…

– Этот молокосос пригрозил всем, кто пригласит меня пахать на свой участок, “персонально разобраться”. Такой вот способ конкуренции придумал… Пашет он скверно, косо криво лишь бы живо, поэтому многие его клиенты обратились ко мне. Когда мне пожаловались на угрозы, я его встретил и предупредил, чтобы бросил дурить. А он полез драться. Был как всегда пьян. Я стукнул его…, – у Бубыря непроизвольно стали сжиматься и разжиматься кулаки, – пару раз, он отключился… Прибежала Галька, подняла скандал… Повезла в район снимать побои. На следующий день меня забрала милиция. Три дня держали, потом еще две недели тягали… Еле открутился. Они свидетелей запугивали. Нужно сказать, тетка Алевтина первой дала показания в мою пользу, уже потом и остальные…

Щуры, Прасковья Прохоровна и Николай Федорович, оказались поджарыми и довольно крепкими стариками, в прошлом году отметившими свое семидесятилетие. Они удивили Михаила практически полным отсутствием седых волос, которые невозможно было бы скрыть, так как они были брюнетами с одинаковыми темными глазами и смугловатой даже сейчас в начале весны кожей, когда загар предположить трудно.

Они уселись рядышком на лавке напротив Михаила, которого разместили на стуле у кухонного стола. Разговор проходил на кухне. В доме было прохладно, так как хозяева, по их же словам, экономили уголь.

Прасковья Прохоровна сидела с растерянным лицом, сложив руки на коленях. Ее руки также выдавали беспокойство и непрерывно теребили край фартука. Николай Федорович скрывал свое сильное смущение тем, что расчесывал пятерней свои короткие жесткие волосы и массировал той же рукой свое лицо.

Добиться от них чего-либо определенного Михаилу не удавалось.

– Все произошло в десяти метрах от ваших ворот, а вы утверждаете, что ничего не видели и не слышали…

– После обеда мы не выходили со двора, – отвечала в основном Прасковья Прохоровна.

Николай Федорович иногда поддакивал и кивал головой.

– Откуда вы знаете, что это произошло после обеда? – попробовал поймать на слове Михаил. Сначала ему показалась, что попытка удалась, настолько смутились старики. Однако ответ его разочаровал.

– Милиция говорила – нашлась Прасковья Прохоровна.

– Все об этом говорили… – добавил Николай Федорович.

– Расскажите, как вы нашли банку? – обратился Михаил к Прасковье Прохоровне.

– Снег растаял, и я выпустила кур погулять на улицу. А когда их во двор загоняла, увидела под вишней банку. Оставила у себя, а потом услышала, что Алевтина ходила к Виктору за молоком, и отдала Марии. Мне чужого не надо…

– От кого вы слышали, что Алевтина Петровна ходила за молоком?

Опять растерянность, близкая к отчаянию. И опять спокойный ответ: