Одну из двух тесных комнатушек за узким коридором занимали Дёрум с женой, а над ними, в комнате направо от лестницы, вместе со служанкой сапожника помещалась их глухонемая дочь — хилый подросток, обездоленное существо, беспомощное как малый ребенок.
Обычно немая не спала, дожидаясь возвращения Майсы.
Услышав нечленораздельное глухое мычание, Майса поставила лампу у дверей и вошла в комнату. Два леденца из тех, что она купила у Суннбю, тут же перекочевали из кулечка в рот несчастной, а еще несколько достались проснувшейся служанке, которая пообещала, что как только она завтра разведет огонь в плите, она сразу же высушит юбку Майсы.
Весь чердак, даже за брандмауэром, был заставлен материалами мебельщика, так что Майсе приходилось тщательно освещать себе путь. Говоря по правде, комната Майсы была не чем иным, как отгороженной частью чердака с квадратным оконцем, прорубленным в покатой крыше; но все-таки она могла сойти за отдельную комнату. В ней стоял комод, доставшийся Майсе от матери, несколько стульев, гладильная доска, полка с чашками и кухонной посудой, а на стене на вешалке висели платья.
Майса задержалась у комода и стала рыться в ящиках. Она нашла пару чулок и после беглого осмотра убедилась, как и предполагала, что они нуждаются в штопке. Уже много вечеров она откладывала это занятие и снова и снова натягивала те чулки, которые были сейчас на ней. Но больше их носить невозможно.
Какая досада, ведь она так устала и хотела поскорее забраться в постель, укрыться периной и наконец-то согреться по-настоящему. Эта перина и коричневая раздвижная кровать с шарами на столбиках у изголовья служили ей с тех пор, как она себя помнила. На этой кровати умерла мать, когда они жили еще в Хаммерсборге. Ее фотография висела на стене, между спинкой кровати и покатым потолком. Мать была в кособоком кринолине, ее большие рабочие руки были неудачно выставлены вперед, а продолговатое лицо говорило об упорном характере и терпеливой выносливости. Рядом под стеклом и в рамке висела вырезка из иллюстрированной газеты. На ней был изображен доктор — известный профессор, который был кандидатом и заместителем главного врача в больнице, когда там служила мать.
Майса поставила лампу на маленький стол у кровати и придвинула стул. Потом принялась за штопку, положив перед собой леденцы и с наслаждением засунув ноги под перину.
За стеной в каморке у старого Шёберга по прозвищу «Машина» еще раздавался звук напильника и слышался шорох. Когда Майса поздно возвращалась домой, эта возня напоминала ей о том, что в доме есть жизнь. Целыми днями он трудился и мудрил над своим замком с секретом.
Вдруг она рассмеялась. Она вспомнила, с каким упорством не отвечала на все вопросы несчастного, ни в чем не повинного человека, который, сколько ни старался, никак не мог добиться от нее ни слова.
Перед рождеством Майсе изрядно досталось, прямо хоть разрывайся на части — за ней присылали от Брандтов, от Юргенсенов, пришлось отпроситься у Симунсенов, у которых она обещала провести целую неделю и сшить бальные платья для барышень, а сегодня, только она собралась выйти из дому, пришли от пекаря Антунисена — как раз сейчас им понадобились новые платья для всех трех малышей! Если она откажет им, пропало верное место, на которое можно рассчитывать летом, когда все господа побогаче уедут за город. Но ничего не поделаешь, будь что будет, не может она сейчас корпеть над детской одеждой, когда так много другой работы.
Этот бал у директора Сульберга явился для всех неожиданностью, он затеял его меньше чем за две недели до рождества, чтобы зимой его хорошенькие дочери не знали недостатка в приглашениях и кавалерах.
…Вчера Майса просидела у Юргенсенов до позднего вечера, — будь у них машина, дело пошло бы куда быстрей, — а сегодня, несмотря на метель, явилась к ним, когда еще восьми не было. Целый день она спешит изо всех сил — тарлатановое платье для Мины Юргенсен во что бы то ни стало нужно закончить к вечеру, а то не хватит времени на Теодору Брандт.
Мина каждые десять минут прибегала к Майсе в столовую, трогала и разглядывала материю, расспрашивала, сомневалась и болтала без умолку. Она принесла цветы, которые собиралась приколоть к волосам, чтобы посмотреть, подходят ли они к платью при вечернем освещении, примерила бусы; Мина была высокая, изящная и грациозная, и ей хотелось, чтобы платье подчеркивало ее достоинства.
Майса прекрасно знала, как этого добиться. Затянутая талия и драпировка, спадающая с плеча на грудь. Фрекен Мина такая хрупкая, нужно, чтобы платье немного полнило ее, только складки должны падать легко и свободно, словно сами по себе. А то если заложить их сверху донизу, они будут тяжелые и жесткие и станут топорщиться, а это никуда не годится.
Мина примеряла платье в тонкой белой нижней юбке, которую она наденет под розовый тарлатан. Пожалуй, лиф в талии надо больше забрать по фигуре, это даст свободу и мягкость… А юбка пусть падает легкими складками и обрисовывает фигуру…