Хутор Гилье. Майса Юнс

— Правда, написано ужасно язвительно, — сказала Арна, — ужасно. Но я рада, что Антун и Сингне с ее архитектором получат по заслугам.

И она умчалась.

Господи помилуй, напечатано в большой газете! Только бы не вскрылось, что и Майса к этому причастна.

У нее горели щеки, но она от души радовалась. Ей казалось, что вокруг стало чище, будто большой метлой вымели весь мусор.

Нет, надо же такому случиться; а вдруг они пронюхают, что без нее тут не обошлось? При одной мысли об этом ее бросило в жар…

Ну нет, не может быть…

…Молодец Арна, прикинулась, как ни в чем не бывало, и попросила Антуна почитать газету вслух, когда все семейство после обеда сидело в гостиной.

Как же он раскричался! Через две двери было слышно, до чего он зол. И архитектор пустился в рассуждения; он говорил медленно и значительно, словно взвешивая каждое слово. Никогда еще не было у них такого переполоха.

Тетушка Раск сновала взад-вперед из столовой в кухню. Майса украдкой посматривала на нее: фрекен выглядела необычно и открывала кухонную дверь совсем не так деликатно, как всегда. Наконец-то и им досталось!

…Приходя по утрам к Транемам, Майса мучилась от страха и беспокойства, пока не узнавала, не появилось ли еще чего в газетах.

Статья о пьесе наделала много шума. По словам Арны, Теодор и все остальные считали, будто она была написана по заказу самого директора театра, который решил взять пьесу под защиту. Но понемногу суматоха улеглась, а Майса, глядя на них всех, потешалась в душе. Дай ей волю, она бы хохотала до упаду.

Хьельсберг все время осведомлялся о фру. Какая досада, ведь статью поместили как раз в их всегдашней добропорядочной газете! — вздыхал он. Ну и плут, поискать такого…

…В субботу вечером она только кончила платье Сингне и взялась за примерку, как вошел Антун и начал читать им вслух из вечерней газеты:

«В среду наш город был напуган заявлением, что среди нас скрываются злоумышленники, пышущие гневом и негодованием по поводу того, что в столичном театре осмелились поставить „Сватовство“. Мы кинулись в ружье и, смеем заверить уважаемых читателей, всю неделю трудились не покладая рук, чтобы напасть на след чего-нибудь, хоть мало-мальски похожего на надвигающуюся общественную бурю. Но царил полный штиль, нигде нельзя было заметить даже легкого дуновения. Обычный, несколько банальный фарс — вот единодушное мнение публики! Уважаемый рецензент, с такой готовностью взявшийся трубить военную тревогу, представляется нам сродни козлу, который захотел бодаться, но не нашел подходящего объекта…»

«Ну, теперь ему крышка!» — подумала Майса. Руки у нее так дрожали, что она едва справилась с примеркой…

— Я не сомневалась, что кто-нибудь выступит против этих преувеличений, — заявила фру, не отрывавшая взгляда от платья Сингне, и глаза ее под опущенными веками заблестели.

— Да, щелкнули его по носу, — торжествовал Антун. — В другой раз не будет зарываться.

— Вот видишь, милая Арна, — вмешалась Сингне, пытаясь маленькими зоркими глазками поймать в зеркале взгляд сестры, — здесь сказано черным по белому: все согласны, что это банальный фарс.

— Ничего подобного! Там написано: «несколько банальный».

— Они отвечают с таким превосходством, — заметила тетушка Раск. — Сразу видно образованных людей.

— Великолепно, великолепно! — ликовал Антун. — Его песенка спета, и, ей-богу, так ему и надо.

У Майсы было такое чувство, будто что-то стряслось, скандал на весь город, последствия которого трудно предугадать… Она только радовалась тому, что на неделю отделалась от фру и сейчас будет дома.

И кто же, как не Хьельсберг, очутился перед ней на углу, когда она собиралась свернуть на свою улицу! Похоже, что он стоял здесь и поджидал ее.

— Ну вот, йомфру, сегодня мы потерпели горестное поражение… — Он шутил, но она сразу поняла, что статья его расстроила.

— Нет, не такой уж я сумасшедший, чтобы сражаться из-за этой пьесы! — пробормотал он. — Но все-таки они свое получили. Моя статья ударила по больному месту, и в том доме, где вы шьете, я им всем досадил. А сегодня они, наверно, торжествуют? Как фру? Поди, сказала, что статья на редкость хорошая?..

Он так и кипел, она это ясно видела. Словно не замечая ее, он продолжал рассуждать сам с собой.

— Но я могу утешаться тем, что скрестил с ними шпагу ради дамы, — смеялся он. — А как известно, чистая совесть всегда вызывает нападки. К тому же должен сказать, что полезно слегка разнообразить свои неприятности. Слишком много огорчений одного и того же свойства действуют утомительно.

— Вы ведь всегда такой веселый, неужто у вас и впрямь много неприятностей?

— Да нет, сейчас только одна: никак не решу, что лучше — повеситься или снова податься в домашние учителя…

Боже мой, вот, значит, как это для него плохо… Майса придвинулась к нему поближе, она понимала, что на этот раз он говорит серьезно.

— Да, теперь рухнули планы на несколько лет…. А я мог бы протянуть еще года два-три. Я — как один мой больной. Он все хватался за зуб и повторял: «Только бы выдержать!..» Вы смеетесь, йомфру?