И, помогая дочери вставлять батарейки в нового робота, одного из тех, что стреляют короткими стрелами с присосками, Сьюзан пообещала себе, что больше никогда не солжет дочери. С этого момента она станет лучшей матерью на свете. Она будет рано вставать, готовить ей завтрак и отвозить в школу, она купит будильник, который сумеет освоить, научится сидеть на полу и играть в игры, которые любит Хани. Совершенно новая Сьюзан. Мать-Земля. Да, начиная с завтрашнего дня она окунется в это как… так… словно прыгнет е обрыва, а приземлится уже кто-то другой. Некто надежный и домашний, даже нормальный. И если ты будешь так на это смотреть, то сможешь стать таким же, как другие. Завтра.
Новое здравомыслие
Сьюзан вдруг поняла, что должна и
Но Сьюзан умела читать – и не только «Инкуайер», который сама жадно изучала украдкой в затемненной комнате, точно вор, подальше от надоедливых глаз, но стала бы отрицать этот факт с презрительным фырканьем, если бы кто-то имел наглость спросить – она может читать, что угодно. Она всегда была превосходным читателем. Спросите кого угодно! Книги стали ее первым наркотиком. Так почему бы не прочесть кулинарные книги? И, раз уж она возьмется за них, почему бы не испробовать какие-нибудь рецепты оттуда? Лучшим в ее новом хобби было то, что никто от нее такого не ожидал. Это совершенно не соответствовало ее характеру и, следовательно, вызвало шок, когда она вылетела к людям с левого края поля с криком: «Суп готов, все сюда! Обедать!» И почему она не подумала об этом раньше? Оказывается, она способна устроить пир, достойный короля, а главное, ее маленькой принцессы. И разве путь к сердцу мужчины лежит не через желудок?
Она им всем покажет. Она сделает то, на что не отваживаются даже самые признанные повара. Отойди-ка, Бетти Крокер! Найджелла Лосон, посторонись! Вскоре стол у нее будет ломиться от самых разнообразных, изысканных, замысловатых блюд, и все будут удивляться, как ей удался такой запеченный сладкий картофель, такое восхитительное ризотто, а вы когда-нибудь пробовали такой потрясающий яблочно-пекановый пирог?
Первая сложность была в том, что еда готовилась невероятно долго, а Хани хотела спать.
– Мам, я уста-а-ала, – хныкала она, ее несчастные глаза сонно моргали, поскольку время уже близилось к полуночи.
– Но все уже почти готово, крошка, – обещала Сьюзан, сжимая ее руку. – Это твое любимое… банановый хлеб – и никаких орехов.
Хани зевала во весь рот.
– Пожалуйста, мам, можно я съем его на завтрак?
Покрытая сахарной пудрой Сьюзан помахала деревянной ложкой и через силу засмеялась.
– Да, пышечка, я дам тебе его с собой на обед.
Еще большая сложность состояла в том, что, как выяснилось, Хани не нравились запеченный сладкий картофель, яблочно-пекановый пирог, заварной крем «Лоррейн» и суфле из шпината. Она хотела простую, обычную еду, которая не позволяла раскрыться новому потрясающему таланту Сьюзан.
– Почему ты не можешь сделать просто макароны с сыром, – спрашивала Хани. – Или пиццу? Пицца лучше гадкого суфле.
Сьюзан вздыхала.
– Но, кнопка, ты ела пиццу у Эмили на обед. Вот что я придумала. Я сделаю картофельные оладьи. Это будет здорово! С домашним яблочным соусом и…
Но Хани сморщила нос и выпалила:
– Мне не нравится такая еда, мамочка. Извини. Можно мне вместо этого арахисового масла с желе?
Расстроенная Сьюзан застыла на месте с деревянной ложкой в руке, как суперпородистый терьер, получивший приз на Вестминстерской выставке собак лишь затем, чтобы оказаться в приюте для бездомных животных.
Вечер выдался тихий, бриз шевелил ветви деревьев во дворе дома Сьюзан. Кактусы цвели бесстыдно-оранжевым цветом, запах жасмина наполнял по ночам аллею. В гостиной Дорис пыталась научить сопротивляющуюся внучку джиттербагу.
– А теперь кавалер берет тебя за другую руку и вот так раскручивает. Но на тебе должно быть красивое платье с пышной юбкой, которая будет так вот развеваться. Смотри! Па-бам!
Раздался звонок у ворот. Сняв трубку, Сьюзан набрала магический код и впустила Люси в свой мир, место ее изгнания, не так уж близко от моря. Через минуту со скрипом открылась раздвижная дверь, и вперевалку вошла краснолицая Люси, грузная и запыхавшаяся. Дорис явно была не рада вторжению, помешавшему ее занятиям с внучкой. Но, не будучи склонной к конфликтам и грубости – особенно по отношению к коллеге, блондинке-актрисе, – она лишь мягко улыбнулась и встала, протянув руку: