Хвак

   - Продолжу. Сей пышный детина отнюдь не образец благочестия и добродетели, однако, это не мешает мне с ним прохладную дружбу водить. Более того, я и тебе сего не возбраняю, ибо негоже одному грешному человеку пыжиться и кичиться перед другим, особенно достоинствами своими. А вот про Зиэля - не вспоминай! Понял ли ты мой урок? - Не так, чтобы очень, но твой совет учту, даже не вполне его понимая.

   - Сего вполне достаточно.

   - Но сколько же силищи таится в этой туше???

   - Много. А может даже больше, чем ты думаешь, сударь Докари. Ты бы видел пропасть, в которую он грянулся. И вот - без видимых последствий.

   - И кто же он такой, откуда взялся?

   - Из мужичья. А зовут его Хвак.

   ********************************

Г Л А В А 1

   Хвак не помнил отца и мать,

   но, рожденный в Древнем Мире,

   был он плоть от плоти его,

   кровь от крови.

   Шел бродяга по весенней дороге, шел куда глаза глядят. Огромный, широкий, борода почти не растет, редковата на толстых щеках, простоволосый, ноги босы, все в цыпках, брюхо жирное - словно у отставного купца, либо кашевара обозного, мозоли в натруженных ладонях лошадиного копыта тверже, а глаза как у мальчишки: быстрые и живые, доверху наполненные испуганным любопытством, только и знает, что таращится по сторонам, всякой мелочи дивиться рад... Да он и в самом деле почти мальчик возрастом: сколько ему - лет семнадцать, восемнадцать было в ту пору?

   Широка имперская дорога, льется и льется себе - с запада на восток, с севера на юг, с юга на север: куда хочешь, туда и шагай. Предположим, на запад. А ежели надоест следить глазами каждый вечер, как уставшее за день солнце погружается в расплавленный окоем - дождись перепутья и сверни на другую дорогу, этой поперек: она тоже имперская, точно такая же ровная и широкая, и так же бесконечна в любой рукав. Империя огромна, попробуй, дойди до края!

   Но чтобы пресытиться именно созерцанием придорожных красот и попутными пределами, надобно долго путешествовать, не отвлекаясь всяким сорным бытом и неуемными потребностями вздорного человеческого естества, а они не могут не отвлекать: то жажда тебя одолеет, то голод приступит, а то и еще какая нужда припрет, включая сон и желание поговорить с себе подобными...

   Хвак жил недолго и жил в деревне, хоть и далеко от границ, но все одно - в беспробудной глухомани, кроме пахоты на каменистом поле мало чего видел все эти годы, окоем его разума был узок и неярок, слов на языке - немногим больше, чем зубов во рту; в прежней жизни все, кого он знал, считали его дураком и сорною травою, и про себя думали, и вслух это высказывали, да так часто, что Хвак понял сие намертво и никогда в том не сомневался. А был он не глупее людей, просто судьба ему почти ни в чем не благоволила до некоторого часа.

   Но случилось однажды - дело на пашне было, в середине весеннего дня - вдруг разогнул Хвак взмокшую спину, огляделся по сторонам...

   - Зачем он здесь? Почему несчастных волов изнуряет, упряжью опутав? Зачем почву терзает лемехом острым, ведь больно, небось, Матушке-Земле? Нет! Он больше не будет так делать, нет, не будет. А лучше он распряжет волов, пусть порадуются отдыху нежданному, пусть ветерок остудит им натертые бока; Хвак пригонит их в дом и поделится радостью от понятого со своей ненаглядной женой Кыской... И тогда они гораздо больше будут видеть друг друга, вместе думать о хлебе насущном, дышать, говорить и смеяться бок о бок... и будут они счастливы и веселы... много, много лет...

   Ан вышло иначе, нежели мечталось, и вот уже разбита в одночасье Хвакова семейная жизнь... да и вся остальная заодно... Убил он сгоряча и жену, и кузнеца, которых застал за непотребством в собственном доме. Был бы он невиновен и чист перед удельным судом, который правят чиновные люди именем Его Величества, да все-таки оробел розыска дожидаться, привык, что все его шпыняют и один он во всем неправ получается. Встал и пошел по имперской дороге, без умысла и расчета, а просто... вдаль... Впереди лето, а лето здесь теплое, крыши над головой почти и не надобно. Авось и осенью не пропадет, всюду ведь люди живут, в любое время года...