Хвак

   А в одном полукругеле - это Хвак знал очень твердо, не раз и не два проверил на трактирных людях - десять больших медяков! А не три, как ему поначалу мнилось!

   Да, все было хорошо в нынешнем житье-бытье, любые желания тотчас же исполняются: хоть ты спи весь день, хоть вино пей, маринованными ящерками заедай... хоть ты что!... Казалось бы, лучше и не бывает, но...

   Жена Хвака, Кыска-покойница, обманывала его самым преподлым образом, которым только может обмануть женщина любящего мужа: оказывается, она любила не его, а кузнеца Клеща, в чем Хвак и убедился, однажды вернувшись с пашни домой в неурочное время!.. Увидев и поняв сие, Хвак был вне себя от ярости и горя: Кыску с Клещом он пришиб сгоряча, а сам из дому ушел, чтобы никогда не возвращаться и... Да, да, да: и чтобы никогда в жизни более не жениться и вообще не знаться с коварными этими существами, с вертихвостками, обманщицами, кровопивицами и трещотками!.. Раз они такие... такие... Хвак взмычал и стал мотать головой, словно бык, отгоняющий мух и нетопырей - вроде бы он и не собирался вспоминать Кыску и ее предательство, а мысли сами... как те мухи...

   - Господин Хвак еще что-нибудь желает?

   - А? Угу. Еше кувшинчик. - Хвак украдкой поглядел на юбку, облегающую пышный зад трактирной прислужницы и густо покраснел. Почтенная, добрая женщина, она ему по возрасту в матери годится, а он - вон о чем думает! Знала бы она про его мысли, так и вообще - хоть со стыда сгори! А она еще и руку ему на руку участливо кладет, и грудью к плечу ненароком прижимается, и улыбается ему, сама ничего не подозревая о дерзостных помыслах его ... Спрашивает - сладко ли ему спалось... Да еще и хихикает при этом... Сладко-то оно, конечно, сладко, но вот только... Как же так??? Ведь он же себе клялся самыми страшными клятвами, что никогда, ни за что, ни на одну из них отныне даже одним глазочком не взглянет!?..

   И третий кувшин с вином разделил участь предыдущих, но Хвак не развеселился, разве что брюхо порадовалось недолгому винному огню.

   Жениться он точно не собирается, это решение покрепче всех клятв на свете, но...

   - Так я не поняла: господин Хвак и на эту ночь у нас остается? Когда прикажешь мне застелить, удалой и добрый молодец?

   - Я? Не... Я это... пойду. Скажи, уважаемая тетушка Роса, сколько я тебе должен, да и пойду. Томно мне чегой-то на месте сидеть, так хоть ноги разомну.

   - Как будет угодно господину Хваку. А то - ненастье на улице... надвигается... Может, и с дождиком... В самый бы раз переждать, переночевать...

   - Да не... Какое-там ненастье! Я только что во двор выходил - облака по окоему бегают, а наверх не забираются. И ветра почти нет: вёдро будет, я приметы знаю.

   - Как будет угодно пресветлому господину Хваку. - Посуровела тетушка Роса, даже улыбка выцвела на ее толстом и добром лице...

   Ну, так оно и понятно: карману выгоднее постоялец в своем трактире, нежели прохожий на имперской дороге. А чем Хвак виноват, если не сидится ему на месте, если жаркие мысли настолько одолели, что спокойно дышать не позволяют? Ненастья на небе нет, но сегодня как-то так свежо в природе, солнце ближе к вечеру словно забыло про весну и почти не согревает. Так тем оно и лучше: пока Хвак доберется до следующего постоялого двора, авось, жаркая дурь с него и сойдет. Все-таки хорошая эта женщина, тетушка Роса: пояс поправила, пыль с его сапог смахнула... и это... чмокнула в щеку... Ох-х-х!..

   Хвак даже и колебаться не стал: к указанной оплате добавил от себя полумедяк, ни за что, просто... вдруг тоже захотелось добрым быть...

   - А то останешься?..

   Тетушка Роса даже прослезилась, провожая Хвака до ворот... Как знатного сударя какого проводила! Нет, все-таки мир не без добрых людей.

   До следующего постоялого двора оказалось шагать и шагать, Хвак попал туда уже затемно. Это было обширное хозяйство: тут тебе и трактир, и конюшня, и комнаты для постояльцев, и даже просторная пустующая горульня, если, вдруг, сударям-охотникам вздумается завернуть сюда и отдохнуть после осенней травли по полям... Осенью, когда хлеба и травы с пашней и пажитей собраны, скошены, самое время для охоты: церапторы, как известно, холода не выносят, кукожатся, вот и кочуют ящеры поближе к вечнозеленому северу - злые, хищные, бесстрашные, пока еще отнюдь не вялые... В огромные орды сбиваются... А пути-то их сквозь эти серединные земли пролегают - охотникам самое раздолье: труби, рожок! Лук в руках, меч за спиной, секира на поясе, горячий конь под седлом, егеря при сворах горульих - и-и-ех! - весело! По весне церапторы, напротив, путешествуют с засушливого севера в южные благодатные угодья, но весною они все больше парами перебегают, незаметно от главных хищников, сиречь от людей, стараются прошмыгнуть... Хвак видел такую пару: как раз в десятке локтей от него дорогу перескакивали... Весной они пугливые, не подманить, не подкрасться - да и демоны бы с ними со всеми, не сырьем же их есть! А есть Хваку хотелось!