Хвала и слава. Том 2

— О, сейчас, сейчас… А Голомбеки уехали? Что-то их не видно.

— Так это дело касается Голомбеков?

— Да нет же. Просто интересуюсь родственниками. Мне показалось, что на крыльце стояла Геленка.

— Да, Геленка здесь.

— А Оля упорхнула с паном Спыхалой?

— Перестань, — сказала пани Ройская. — До чего же ты несносный, Валерек. Все такой же! Зачем же все-таки ты приехал?

— Да, я все такой же, — вздохнул Валерек. — А помнишь, мама, как ты однажды не взяла меня с собой в Одессу? До сих пор не могу забыть, как я тогда плакал.

В глазах госпожи Ройской засветилось тепло.

— Помнишь, ведь тогда я не был «все такой же», я был совсем другой. И ты считала меня тогда своим сыном.

— А разве теперь я не считаю тебя своим сыном?

— Не знаю. Теперь твое отношение ко мне совершенно переменилось.

— Но ведь и ты изменился.

— Я — да, но не мое отношение к тебе. Ну, да что об этом говорить… Так уж получилось…

— Все могло бы сложиться иначе, — с грустью сказала Ройская.

— Могло бы, но ведь не сложилось. Наибольшая житейская мудрость заключается в том, чтобы мириться с фактами. Пожалуйста, отрежь мне еще полендвицы [72].

— Действительно похоже, что ты не ел дня два.

— Да, очень голоден. Сентябрьский холод обостряет аппетит. А если бы еще съездить на охоту…

— Не вздумай только притащить сюда немцев на охоту!

— Нет, нет… Здесь я больше не появлюсь. Я как раз приехал с тобой попрощаться.

— Попрощаться? Со мной? В чем дело?

— Я получил должность далеко отсюда. В Пулавах. Меня назначили управляющим несколькими имениями.

— В Пулавах?

— Под Пулавами.

— И ты будешь работать на немцев?

— А что же делать? Не могут же они оставить имения без присмотра. Нужен же им какой-то ответственный…

— И доверенный, — иронически добавила госпожа Ройская.

— Вот-вот… Ты нашла точное слово. И доверенный — человек, которому можно доверять. В конце концов, это ведь и в наших интересах — нельзя допустить развала сельского хозяйства…

— Но ведь ты как будто не слишком разбираешься в сельском хозяйстве…

— Что ты, мама, это же моя специальность.

— Ах, вот как. Я и не знала.

Она хотела взять тарелку, стоявшую перед Валереком, но он схватил ее обеими руками.

— Подожди.

— Я хочу сменить тарелку, бери фрукты. Замечательные сливы. — Она пододвинула сыну корзину.

— Гордишься, как всегда, своим садом.

— Да. Сад у нас хороший, — улыбнулась госпожа Ройская. И вдруг положила ладонь на руку сына.

— Ну скажи, отчего ты бежишь из Седлеца?

Валерек отшатнулся.

— Бегу? Зачем мне бежать? Я же сказал тебе, что мне дают прекрасную должность. А что в Пулавах… так ведь, боже мой, это совсем недалеко.

— Боишься, что нас здесь слишком хорошо знают? — невольно перейдя на шепот, спросила Ройская.

Валерий замолчал и посмотрел на мать. Молчал долго. Потом принялся за сливы.

— Действительно, сливы великолепные, сладкие как мед. Дай мне, пожалуйста, с собой немного для моей малышки.

— Ну конечно, непременно дам.

— Я надеюсь, мама, что ты присмотришь за ней, я не беру с собой в Пулавы ни жену, ни дочь.

— Почему?

— Как знать? Может быть, в Седлеце им будет спокойнее.

— Спокойнее?.. Или безопаснее?

Валерек съел еще одну сливу.

— Лучше всего было бы, если бы ты взяла Зюню к себе. Она ведь здесь не помешает…

— Ну конечно, могу взять, это моя единственная внучка.

— Вот именно. Если что случится, жена привезет ее к тебе. Ты позаботишься о ней?

— Странный вопрос…

— Жизнь стала странная… Неизвестно, когда еще немецкая власть утвердится!

— А ты думаешь, что она утвердится?

— Ну а как же иначе? Они ведь победили! Ты, кажется, об этом забываешь. Раз у них такая мощная организационная основа, как их партия, ясно, что победа на их стороне.

— Оставим эту тему.

— Ладно, оставим. Но ты скоро убедишься, что я прав.

— Возможно.

Ройская позвонила слуге и велела упаковать корзину слив для пана Валерия.

— Ты меня выпроваживаешь! — засмеялся Валерий. — А ты ничего еще не варила из этих слив?

— Из нынешнего урожая — пока нет. Но водки, если хочешь, могу дать, — примирительно сказала Ройская.

— Ох нет, если трудно, то не надо. Да и к тому же я за рулем, лучше не пить.

— Это твоя машина?

— Сельскохозяйственного управления. Все равно что моя.

Ройская пожала плечами.

— Ах, да, — спохватился Валерек, — дай мне, пожалуйста, фотографию твоего отца.

— Фотографию моего отца? Зачем?

— Что тебе, жаль? У тебя ведь две: одна на камине, другая в альбоме. Ну прошу…

Ройская пристально посмотрела на сына.

— Что? Уже какие-то разговоры?

— Вовсе нет, просто мне хочется иметь этот портрет. Дедушка на нем такой красивый.

Пани Эвелина ушла к себе и вернулась с портретом в зеленой бархатной рамке. Высокий, худощавый джентльмен с бакенбардами выглядел на снимке действительно очень эффектно. Прежде чем отдать фотографию сыну, Ройская еще раз изучающе взглянула на него.

— Бери, — протянула она портрет.

— Дедушка был очень красивый, — сказал Валерек. — Эти бакенбарды просто великолепны. Ну вылитый Александр Второй. Правда ведь, он был похож на Александра Второго?

— Не знаю, никогда не думала об этом.

Пани Эвелина не садилась за стол. По всему было видно, что она хочет поскорее избавиться от этого сыновнего визита.