Хват Беллью. Хват и Малыш

Кит рассмеялся И опять обогнал Малыша. Теперь он увидел в новом свете эту погоню за золотом. Ему пришла на память известная фраза безумного философа — «переоценка ценностей». И в самом деле: в эту минуту ему гораздо важнее было перегнать Малыша, чем найти целое состояние. Он пришел к заключению, что в игре самое важное — игра, а не выигрыш. Все силы его души, его ума, его мускулов были направлены только на то, чтобы победить Малыша, который за всю свою жизнь не прочел ни единой книги и не мог бы отличить рэгтайма от оперы.

— Погоди, Малыш, я доконаю тебя. Уж я тебе покажу! Ведь с тех пор, как я ступил на Дайский берег, каждая клеточка моего тела переродилась. Мясо у меня жилистое, как клубок струн, и горькое, как яд гремучей змеи. Несколько месяцев назад я бы многое отдал, чтобы написать такую фразу, но нет! Ни за что не написал бы! А теперь слова пришли сами собой, потому что я пережил их. Но теперь, когда я переживаю эти слова, мне незачем писать их. Я настоящий мужчина и могу дать хорошую трепку всякому коротышке-горцу, который заденет меня. Так и быть, пропускаю тебя вперед. И согласен итти твоим шагом, но потом я пойду вперед и покажу тебе, как надо ходить.

— Ну, теперь держись, — добродушно посмеивался Малыш. — Прочь с дороги, молокосос, и гляди, как зашагает твой дядя!

Каждые полчаса они сменяли друг друга, устанавливая поочереди рекорд быстроты. Разговаривали они мало. Им было тепло, потому что они шагали изо всех сил, хотя дыхание застывало у них на усах и бороде. Почти беспрерывно они терли перчатками нос и щеки. Достаточно было на минуту перестать растирать лицо, чтобы щеки и нос начали неметь, и после этого нужно было тереть изо всех сил, чтобы восстановить кровообращение.

Путникам часто казалось, что они уже обогнали всех, но впереди постоянно обнаруживались новые отряды золотоискателей, вышедших из города раньше. Иногда эти люди пытались не отставать от наших скороходов, но это никому не удавалось, и соперники постепенно оставались позади, исчезая во тьме.

— Мы всю зиму в дороге, — говорил Малыш, — а они размякли, валяясь возле печки, и имеют наглость состязаться с нами! Другое дело, если бы они были такие матерые волки, как мы. Тогда и они были бы хорошими ходоками.

Один раз Хват зажег спичку и посмотрел на часы. Больше он не повторял этого, потому что пальцы его так замерзли, что прошло полчаса, прежде чем они снова пришли в нормальное состояние.

— Четыре часа. — сказал он, надевая перчатки. — И мы обогнали уже триста человек.

— Триста тридцать восемь, — поправил Малыш, — я считал. Эй, вы, там! Уступите дорогу. В походе участвуют только бывалые люди!

Последнее замечание относилось к выбившемуся из сил человеку, который плелся впереди, загораживая собою дорогу. Этот да еще один человек были единственными неудачниками, которые попались на пути Киту и Малышу. Об ужасах этой ночи они узнали только впоследствии. Обессиленные люди садились в снег, чтобы отдохнуть немного, и больше уже не вставали. Досмерти замерзли семеро, но сколько ампутаций ног, рук и пальцев было произведено в даусонских больницах на следующий день! Ночь великого похода на Сквау-Крик была самая холодная за всю зиму. На рассвете спиртовые термометры Даусона показывали семьдесят градусов ниже нуля. Участвовавшие в походе были большею частью новички и не имели представления о том, что такое мороз.

Через несколько шагов наши путники обогнали еще одного ходока, выбывшего из строя. Северное сияние, яркое, как прожектор, охватило полнеба — от горизонта до зенита. Он сидел у дороги, на глыбе льда.

— Вперед, сестрица! — весело крикнул Малыш. — Шевелись, не то замерзнешь.

Человек ничего не ответил, и они остановились, чтобы узнать, в чем дело.

— Твердый, как кочерга, — поставил диагноз Малыш. — Толкни его, и он переломится.

— Дышит ли он? — Кит снял перчатку и сквозь мех и фуфайки попытался нащупать сердце.

Малыш приподнял наушник и приложил ухо к оледенелым губам человека.

— Не дышит, — сказал он.

— Сердце не бьется, — сказал Кит.

Кит натянул перчатку и долго хлопал рука об руку, прежде чем снова снять перчатку и зажечь спичку. На льдине сидел мертвый старик. При свете спички они разглядели длинную седую бороду, превратившуюся в ледяную сосульку, щеки, побелевшие от холода, закрытые глаза и слипшиеся заиндевелые ресницы. Спичка догорела.

— Идем, — сказал Малыш, потирая ухо. — Покойнику ничем не поможешь. А я отморозил ухо. Теперь слезет кожа и будет ныть целую неделю.

Через несколько минут, когда огневая лента пульсирующим светом неожиданно озарила все небо, они увидели на льду, далеко впереди, две быстро шагающие фигуры. Кроме них, кругом не было ни одной живой души.

— Те двое — впереди всех, — Сказал Малыш, когда снова спустилась тьма. — Идем скорее, перегоним их.

Но прошло полчаса, а они все еще не нагнали ту пару, которая шла впереди. Малыш рассердился и бросился бежать.

— Догнать мы их догоним, но перегнать не удастся! — Задыхаясь, проговорил Малыш. — Ну и шагают они! Это тебе не чечако! Такие матерые волки, как и мы с тобой.