Я никогда не принимал решения продолжить отношения, взяв на себя обязательства, или разорвать отношения, сняв с себя всякие обязательства. Теперь я знаю, что мой страх свидетельствовал о следующих потребностях:
• потребности удостовериться, что я могу остаться самим собой, пребывая при этом рядом с другим человеком – не каждый по отдельности, а вдвоем;
• потребность иметь возможность продолжить путь к себе, идя в то же время навстречу другому человеку – не просто к одному или другому, но к обоим;
• потребность в эмоциональном общении, в понимании, в поддержке, которые бы исключили обязанность нести ответственность за другого человека или риск, что другой возьмет на себя ответственность за меня («материнское чувство»);
• потребность связи с женщиной, обладающей достаточной внутренней силой и самоуважением, чтобы быть независимой и ответственной, которая любила бы меня таким, каков я есть, а не таким, каким она хотела бы меня видеть, и которую я любил бы такой, какая она есть, а не такой, о которой я мечтал бы.
Я не хотел тратить свою жизнь на удовлетворение чужой эмоциональной потребности, чужой потребности в безопасности или благодарности и не хотел, чтобы другой человек был рядом со мной, чтобы удовлетворять мои потребности. То есть я очень нуждался, чтобы каждый из нас действительно распознал и проверил на опыте эти самые потребности (в привязанности, безопасности, благодарности) и удостоверился, что не только партнер может их удовлетворить. Чтобы взять на себя ответственность, мне были необходимы свобода пространства и доверие, и сегодня я с упоением наслаждаюсь взаимопониманием со своей женой. Теперь я знаю, что свобода, которую мы предоставляем друг другу, связывает нас еще крепче.
Вторая причина, из-за которой я завел разговор о своих супружеских отношениях, заключается в том, что на сеансах психотерапевтического сопровождения я наблюдаю как за одинокими людьми, так и за парами, испытывающими трудности и задающимися вот такими вопросами: «Я мешаю себе жить ради того, чтобы он мог жить…», «Ради того, чтобы она не боялась, не чувствовала себя покинутой…», «Я запретила себе быть самой собой (впрочем, я даже не знала, что можно быть самой собой) ради того, чтобы успокоить его», «Я вынуждена вести домашнее хозяйство, заботиться о семье, работе и своем положении…», «Я так боялся за ее реакцию, ее спокойствие, ее потребность в признательности…», «Я дышал на нее, я задыхался из-за нее»[12]
, «Я не осмеливаюсь быть самой собой даже в любовной связи, я реагирую так, как он хотел бы (или как мне кажется, что он хотел бы), либо я держусь подальше и остаюсь в одиночестве».Эти сложности в отношениях можно было бы свести к одному вопросу, который все больше и больше олицетворяет фундаментальные смыслы человеческой жизни: как остаться самим собой, оставаясь при этом рядом с другим, как быть рядом с другим, не переставая быть самим собой?
Как остаться самим собой, пребывая рядом с другими? Как быть рядом с другими, не переставая оставаться самим собой?
Этот вопрос часто предполагает насилие – я вынуждаю другого делать то, что я хочу, или быть тем, кем я хочу, потому что я позволяю себе попасть в ловушку черно-белого мышления. Вспомните о четырех категориях, которые я приводил в первой главе и которые, по моим наблюдениям, порождают насилие: суждения, ярлыки, категории; предрассудки, априорные суждения, стереотипы; черно-белое мышление: либо/либо, или/или; речь, снимающая ответственность.
Вот, на мой взгляд, наиболее распространенная иллюстрация насилия в ловушке черно-белого мышления: трагическое заблуждение о том, что для заботы о других следует отречься от себя. Это приводит к двум последствиям:
1. Если мы занимаемся собой, это значит, что мы отстраняемся от других. Это приводит к отравлению души чувством вины, потому что «Мы всегда мало делаем для других», даже если наши силы иссякли. И, как только мы устраиваем себе маленькую передышку (несколько минут поваляться утром в постели, побездельничать несколько дней во время отпуска), нас начинают мучить угрызения совести.