Я вспоминаю Анто, восемнадцатилетнего юношу, уже несколько раз побывавшего в тюрьме, в перерывах между отсидками он регулярно принимал участие в работе нашей организации. В детстве Анто избивал отец, и он до такой степени не научился любить себя, что иногда, от недовольства собой, кромсал свое тело перочинным ножом. Однажды он через двое суток после выхода из тюрьмы снова попал туда на три месяца.
Придя повидать его, я спросил, что случилось.
– Знаешь, судья сказал мне: «Вы закончите свою жизнь в тюрьме», и правда, я привык к тюремной жизни. В тюрьме все меня знают, у меня есть приятели, я – босс. Когда я оказываюсь на улице, меня никто не узнает. Я – никто, я – ничто, изгой, каторжник! И я напал на старушку прямо перед носом у полицая. Дело сделано! В тот же день я снова встретил в тюрьме своих приятелей.
Этот пример позволяет сделать два наблюдения.
1. Сила воздействия ярлыка «Я – преступник, я закончу свои дни в тюрьме…». За неимением лучшего Анто постарался соответствовать данному определению.
2. Неубедительность оснований для подобных опасений. В то время я еще работал адвокатом, и благодаря Анто и многим другим молодым людям, я начал понимать, что принципы права (это законно, это незаконно), моральные принципы (это хорошо, это плохо), социальные принципы (так принято, это нормально, так не принято, это ненормально), психологические принципы (деструктивная личность, неуважение законов) не являются основанием, чтобы бояться реальной жизни.
Восемнадцать лет Анто вел жалкую жизнь, в которой не хватало любви, осознанности, эмоциональной безопасности, и сказать ему: «Это незаконно, у тебя – психологические проблемы…» – то же самое, что разговаривать с ним на марсианском языке и еще больше отдалиться от него в эмоциональном плане. Теперь я по опыту знаю, что единственный способ позволить такой измученной душе, как у Анто, примириться с собой и с обществом, – это
С разочарованием я отмечаю: за редким исключением, общество и государство пока не умеют этого или не верят в это, продолжая выделять средства на изоляцию людей, которые чаще нуждаются в интеграции, внимании и возможности найти смысл в своей жизни. Я не хочу сказать, что принципы права и морали безосновательны. Они необходимы. Однако очень часто их
3. Нам не хватает времени прислушаться друг к другу, но мы находим время для ссор
Во время лекции одна из матерей раздраженно обратилась ко мне:
– Но у нас нет времени вот так слушать друг друга. Вы не представляете, например, как я кручусь каждое утро, чтобы никто не опоздал в школу, а я на работу! Вы знаете, что уже много недель подряд каждое утро делает моя младшая дочь, когда в 7.45 двое старших детей уже сидят в машине с портфелями на коленях, а я еще должна отвезти ее и приехать на работу в 8.30? Она долго причесывается в ванной перед зеркалом! Вы думаете, что у меня есть время сказать ей, как я себя чувствую и каковы мои потребности? Я, естественно, взрываюсь, называю ее эгоисткой и силой затаскиваю в машину.
– И как вы себя после этого чувствуете?
– Я разъярена. Каждый раз мы теряем время! Мы с мальчиками почти всегда опаздываем, и, кроме того, все ворчат всю дорогу.
– И вы говорите, что это длится несколько недель?
– Да, каждое утро. Вы же видите, что у меня нет времени вести разговоры, как вы советуете!
Тем не менее я предлагаю ей сыграть роль ее дочери, в то время как я буду играть ее роль. Как показывает опыт, когда вы влезаете в шкуру другого человека, это часто приводит к открытиям. Женщина с удовольствием начинает играть роль своей дочери, беззаботно причесывающейся перед зеркалом в ванной комнате.
– Девочка моя, когда я сейчас вижу, как ты причесываешься (Н)
, я очень беспокоюсь (Ч). Поскольку мне хотелось бы, чтобы мальчики не опоздали в школу, а я – на работу (П). Не хочешь ли ты поехать с нами (З)?(Молчание. Мать, играющая роль дочки, невозмутимо продолжает причесываться.)
Я, исполняя роль матери, отмечаю, что сейчас говорить с ней обо мне бесполезно, и принимаю решение поговорить о ней, попытаться достучаться до нее. Я упоминаю о чувстве и потребности, которые, как мне представляется, могут быть у нее. Так как именно они пробуждаются во мне, если я влезаю в шкуру девочки, предпочитающей спокойно причесываться в тот момент, когда в доме – полная суета.
– Девочка моя, ты чем-то опечалена (Ч)
, ты не хотела бы чем-то поделиться со мной (П)? Может быть, я чего-то не понимаю?– Ты – злая!
– Ты опечалена (Ч)
, потому что не уверена, что я люблю так же сильно, как тебе хотелось бы (П)?– Ты больше не будишь меня по утрам!