Хватит ли на всех пирацетама?

Вернулся дон Феодосий и с гневом прогнал очарованный глаз души.

— Как вы сказали? — переспросил я. — Не расслышал.

Мальчик повторил. Выходило типа того, что он здесь, де, Юра, но это, мол, де-юре. А на самом деле — он Вася, елки-палки, Василий Заодно, практикант Дегустатора, первого заместителя высочайшего придворного Повара господина Помидура.

— А-а-а… — протянул я. — Ну, пошли?

— Пойдемьте.

Поварская часть столовой не гласно, а перегородкой делилась на две половины: где готовили, и где отдыхали те, кто готовили. Вот туда мы и двинулись.

Еще издалека я почувствовал неладное. Кто-то коряво декламировал прозу.

— …тогда протянул он депешу…» Эй! Вы чево тэм выкручиваете! Смотрите у мене!.. Эта… «В моем лице не видишь ли изъяна?» — «Вижу, генерал! Чирьи и рубцы. Былых сражений, видимо, воспоминанья?»

Мы с разбегу ввалились в комнатушку. Я застыл. Там стоял стол, окруженный печальными ребятами (нельзя, нельзя в столь раннем возрасте быть такими поникшими), а напротив у окна в незаправленной постели на груде подушек покоилось нескромных размеров тело. В одной руке оно с пафосом держало за грифель карандаш, а в другой — раскрытый детектив.

Королевский Дегустатор! Раньше о нем складывали легенды, в которых быль спешила перерасти небыль и наоборот. Он бывал героем, бывал гением. Он первым стал кавалером Творческого ордена. Раньше он успевал повсюду. Он перебрал миллион профессий и везде побеждал; раньше он был гейзером идей и изобретений — его знали все. Теперь его не любил никто. Может быть просто помнили — читать детективы и жить с казенного котла смогут многие.

— Вот вы послуш у мэне. Сочиняемс…»По дебрям шныряли будущие бифштексы и отбивные, а в гнездах парились будущие омлеты». Каково? Гэниально!

— Гм-гм, — покашлял я, пытаясь привлечь его внимание. Поварята стояли, потупив глаза.

— … А вот ишо, так скать. «В свете дней прошедших лет сочинил такой куплет: вот он я, а вот он лес, что расплылся до небес, заслонив и люд и смрад; всякий рад, а я не рад». Так-то вота.

— Извините пожалуйста! — уже громко сказал я. Патетический карандаш в руке его дрогнул. — Меня зовут Феодос Блюмбель и я прилетел…

Вздрогнул сам Дегустатор.

— Хорошо, — проговорил он. — «Повылазили жлобы, здоровенные столбы и попёрли, и попёрли в кан-це-ля-ри-ю!» Значить, Блюмбель? — переспросил. Прэвосходно, прэвосходно! Мне о тебе Помидур тут приходил, орал чего-то, руками размахивал, скотина… Эй, робяты! — обратился он к мальчишкам-практикантам. — Там ничего спробовать не надо?

— Нет, — робко ответил кто-то. — Только остывшее суп-пространство с неравномерным непериодическим распределением твердообразной материи. Если, правда, подогреть с помощью турбулентной конвекции.

— Не-а, — глухо отозвался Дегустатор и, неожиданно заметив Васю Заодно, воскликнул: — Васек! А как тамочки с тортом делишечки, э?

Вася погрустнел и ответил:

— Я никак не могу найти коэффициент при минус первом члене лорановском разложении в ряд функции добротности услада в зависимости от сахарин-переменной.

Дегустатор зло поднатужился и, оторвавшись от подушек, сел кровати.

— Че вы мене здеся цифрами оперируете, — нахально.(Я, о-прежнему, как дурак стоял у порога) — У мене… аа… своих хватает покамись, — он покрутил пальцами у виска и неожиданно обратился ко мне: — Блюмбель, садись, потолкуем о том, ээ… о сем, — он похлопал ладошкой по одеялу возле себя, как иногда подзывают собачек. Я подошел чуток и облокотился о стену. Мне тоже стало грустно.

— И мне, — срыгнув, сказал Дегустатор, — мне теперича, Блюмбель, уже все отысячечертело. А вот раньше, еще в самобытность мою коммерческим директором пивзавода… Эх, что за люди теперь пошли! Нисколько не уважают. А ведь меня выжигали хваленым жэлезом!.. Что? Я что-то неправильно сказал? — он часто замигал ресницами. — А, извините! Меня выжигали паленым жэлезом…

— Самокритика, — буркнул один из поварят.

— Что?.. Да, и самокритика. Все в совокупности нещадно подорвало мой организм, — он полез рукой под подушку, вытащил кусок хлеба и стал противно жевать.

Мне стало дурно.

— Кухня в нашей жизни занимает важное место, — проговорил этот гурман, вытаскивая пальцами кусок изо рта. — …Блюмбель! А ведь чуть не забыл, зараза, о чем просили! Не представил однополчан моих, — он указал на перешептывающихся практикантов и стал перечислять, загибая пальцы. Эта Зажеватью, эта Зажирни, эта вота братья меж собой: Жрун, Жрунишка и Пожирушка, а также их Жратишка, дале след Пузонберг, Превкушан и Едокцман, ну и с ними, само собой, Васек Заодно.

— Наконец-то! — громко воскликнул Вася и взял меня за руку. — Я вас провожу до гостиницы?

Голова раскалывалась, мои мозги кто-то мешал миксером.

— Если можно, — еле выдавил я.

— Куда вы мои други, в какие края полетели? — закудахтал нам вслед Дегустатор.

Обратной дороги я не запомнил, да и не смог бы. Вначале я еще слушал аккуратного Василия, а потом… не помню.