Хватит ныть. Начни просить

Изначальные споры о моем проекте на Kickstarter касательно «онлайн попрошайничества», которые только начали стихать, начались по новой, и на этот раз все стало еще хуже. Сейчас я не просто клянчила деньги у фанатов, я также эксплуатировала музыкантов в поисках бесплатной рабочей силы. Это было ужасно неприятно. На сайте новостей и сплетен о знаменитостях Gawker мое использование краудсорсинога сравнили с мошенничеством. Блогер из New Yorker написал: «Афера Аманды Палмер стала полуреальной и полусимволической версией борьбы за последний доллар из тайника нуждающихся».

Большинство слухов шло от людей, которые никогда не слышали обо мне или моей фанбазе. Теперь в Twitter и в блоге вместо привычных сообщений с поддержкой наблюдались и те, которые оставляли люди, которые хотели выразить свое возмущение. Союзы классических музыкантов начали подписывать петицию против моего неэтичного краудсорсинга. Через день после выхода статьи в the Times я получила письмо от профессиональной скрипачки, которая долгое время работала в симфоническом оркестре моего родного города, которое начиналось: «Аманда, ты невежественная девка…» – и дальше она писала, какой я ужасный человек, и вдобавок, что я необученный, непрофессиональный, плохой музыкант.

Было больно. Очень больно.

Через неделю я опустила руки и решила заплатить волонтерам. Мне казалось, что это безобидное решение: они будут рады получить неожиданные сто долларов за их время (хотя некоторые отдали полученные деньги на благотворительность, они написали в блог и в Twitter, что вызвались добровольно, поэтому хотели оставить все, как есть). Моя группа и я перестали получать гневные сообщения в Twitter. Мы могли вернуться к работе. Впоследствии во мне сохранилось знакомое чувство, точнее его остатки со времен работы в качестве живой статуи. Все эти дискуссии напоминали… «Найди работу». Но мы все по-своему делали свою работу.

Каждый стоящий на тротуаре человек, который взаимодействовал с Невестой, был вовлечен в странный обмен. И каждый на моих концертах – будь то выступающий на сцене или волонтер, или публика – радостно обменивался чем-то: цветами, долларами, музыкой, объятиями, пивом, любовью, чем угодно. Но критиков не было с нами ни на тротуаре, ни на концертах. Они кричали из окон проезжающих машин или сидя за своими компьютерами. Они не могли видеть этот обмен: этот процесс казался нам обычным делом, а для них – чем-то чужеродным.

Некоторое время спустя, когда возмущение стихало, меня удивил парадокс, который объяснял всю эту ситуацию: а что если бы я продавала возможность выступления с группой на сцене, сделав ее одним из наборов на

Kickstarter – товаром, который можно было бы купить, как диск за двадцать пять долларов? Что если бы я брала сто долларов за возможность прийти и сыграть на тромбоне на сцене с моей группой?

Мне не нужно было проводить эксперимент, чтобы получить ответ. Оркестровая инди-группа The Polyphonic Spree уже сделала это за меня. Они запустила на Kickstarter свой проект в том же месяце, что и я, и предлагали выйти на сцену и сыграть на любом инструменте вместе с группой за полторы тысячи долларов.

Никаких споров не было.

Почему нет? Вывод, к которому я пришла, заключался в том, что люди комфортно себя чувствовали, если видели движение денег в любых направлениях, от артиста к добровольцам или от добровольца к артисту. Люди понимали, что такое ценники, не важно, к чему они были прикреплены. Но некоторые не могли понять более сложный процесс просьб и подарков – подарок, который находится в движении.

* * *

Я вспомнила то время, когда работала статуей и критику в мой адрес: «Найди работу», – это было сродни тому, что люди называли меня попрошайкой, когда я решила попросить о помощи напрямую у фанатов.

Думаю, это идет от врожденного дискомфорта людей рядом с артистом, или человеком, который просит о прямом обмене.

В большей степени артисты не желают становиться у личного кассового аппарата, так как многие покупатели не хотят их там видеть. Никто не будет кричать: «Найди работу», – билетеру, если бы на Невесту можно было бы посмотреть, заплатив лишь доллар. Кажется, что с течением времени артисты и публика привыкли к легитимному агенту, сопровождающему посреднику, который посыпает весь обмен профессиональной пылью. Времена меняются.

Ситуации изменилась на сто восемьдесят градусов с 80-х или 90-х годов, когда большинство обменов с музыкантами было абсолютно непрямым, в которых ты – по крайне мере, в моем случае – садился на велосипед, направлялся в магазин, заходил в магазин аудиозаписей и менял 9.99 долларов за физический альбом, равнодушный продавец пробивал тебе чек, но он не имел ничего общего с музыкантом, который создал эту музыку.