Хватит убивать кошек!

В XVIII в. рождается и критика культуры — прежде всего у Руссо. Это было подготовлено разделением двух смыслов понятия культуры/цивилизации — как «идеального общества» и как описательного понятия, характеризующего реально существующие общества. Критика культуры и цивилизации предполагала их противопоставление природе. Понятие природы в его современном значении (т. е. в значении предмета естественных наук) начинает формироваться в XVII–XVIII вв. параллельно формированию самих этих наук. Однако до XIX в. оно далеко не было господствующим. Напротив, свойственный романтизму культ природы был основан на ее восприятии как одухотворенного, всеобъемлющего целого, частью которого был сам человек. Это было характерным проявлением той формы религиозности, которая в конце XVIII — начале XIX в. широко распространяется в образованных слоях европейского общества, — деизма с пантеистическим привкусом, основанного на неопределенном ощущении присутствия Бога в мире. Оппозиция природы как объекта познания, как царства необходимости, и духа, культуры или истории как «человеческого» царства свободы и нравственности постепенно складывается (под определяющим влиянием Канта) лишь на протяжении XIX в.

Источник оппозиции культуры и природы уместнее видеть в важнейшей для XVII–XVIII вв. теории естественного права — созданного Богом основополагающего права, в котором находит выражение «натура», т. е. сущность человека. Конечно, культуру в этом контексте можно было рассмотреть как проявление сущности человека (отсюда синонимичность культуры и человечности — М"aпschenkeit— у Канта), но можно было сделать и противоположное заключение. У Руссо природа выступает как «естественное состояние» человека и противопоставляется культуре как извращению человечности. Отсюда позднее развилась критика культуры, характерная для конца XIX — начала XX в. Но обычно «людям 1800 года» культура казалась выше природы, а по мере превращения этой последней в объект естественных наук иерархическая пропасть между ними увеличивалась. Оппозиция культуры и природы могла, таким образом, выражать и критику культуры, и ее возвеличение.

В рамках романтизма вырабатывается и понятие культуры, свойственное консервативной идеологии. Поскольку культура/цивилизация оценивалась в целом позитивно, не только деятели революции, но и ее противники стремились предстать защитниками культуры. Консервативная идеология, как известно, возникла как реакция на французскую революцию и разрабатывала понятия обычаев и традиции, отстаивая необходимость постепенной эволюции унаследованных от прошлого учреждений. Обычаи и традиции — включая христианство — также получили имя культуры (или цивилизации). Таким образом, культура стала рассматриваться не только как цель общественного прогресса, но и как предание старины. Свойственный романтизму иррационализм также оказался связанным с идеей историчности культуры. Отсюда происходит критика современности во имя культуры, отличная от руссоистской критики культуры во имя природы, но порой смыкающаяся с ней.

Если немецкий историзм подчеркивал самобытность отдельных культур и прославлял немецкую культуру, универсализм Просвещения, унаследованный позитивизмом, предполагал общий путь развития человечества по направлению к цивилизации. Первыми по этому пути шли, естественно, Франция и Англия — конечно, не без элемента соперничества. Франсуа Гизо и Томас Бокль обосновывали мысль о первенстве соответственно Франции и Англии на пути цивилизации. Общим местом позитивистской философии истории была идея этапов развития цивилизации. Это позволяло — например, Гизо — примирить общеизвестный факт различия цивилизаций (с начала XIX в. это слово, как и слово культура, часто используется во множественном числе) с идеей универсальных законов истории и, следовательно, основополагающего единства цивилизации. Такая концепция оказалась политически востребованной по мере вступления Европы в период колониальных захватов, когда понятие цивилизации стало «одним из ключевых элементов идеологии колониализма» [127].