Хватка (СИ)

       Клим перевел взгляд на него, поднялся, подошел ближе и придирчиво осмотрел незнакомца.

       — Годится, — заключил он, — а ботинки как?

       — После лагерных мне любые будут за счастье, — отшутился чужак.

       — Тогда нам надо торопиться. С этим-то, что будем делать? — кивнул «Топляк» в сторону Петрухи. — Может, давай двоих? Рядышком и положим? Хотя, это рыжего, в наущение всем стукачам, все же надо оставить здесь, а этого, чтобы не искали, можно определить ко мне в яму. Одним меньше, одним больше. Притоплю в укромном месте. Фрау в своем дерьмовом омуте держит специальный угол для «своих». Кто их там станет потом распознавать?

       — Что ты пугаешь мальца? — вступился за Петруху чужак. — Видишь, он и так сидит белый, как мел. Иди-ка сюда, солдатик.

       — Я? — проблеял Петрок и стал неуверенно подниматься.

       — Ты-ты, — подтвердил незнакомец.

       Перед глазами юноши поплыли радужные круги. Он и сам не понял, как оказался перед преобразившимся за счет Ленькиной одежды пленным, который тут же по-отечески взял его за предплечья и, посмотрев в полные слез глаза, спросил:

       — Ну что ты, …солдатик? Страшно?

       — С-страшно дядечка, — икнул от страха Петрок, чувствуя, как стали ледяными и неподвижными, словно каменные, его ноги.

       — Не нужно бояться, — спокойно продолжал чужак, — не смотри на рыжего. Его давно предупреждали. Свой выбор он сделал, а теперь должен решить и ты.

       — Что решить? — видя перед собой какие-то светящиеся дуги, едва смог вымолвить Петруха.

       — Решить? — повторил незнакомец. — А решить одну простую штуку — ты-то сам, каков? Такая же шкура и проныра, как рыжий, или советский парень, который, несмотря на все трудности, остается человеком и слушается тех, кто …за своих. Только решать тебе, солдатик, надо сейчас же, не откладывая. Скоро, очень скоро сюда прибегут немцы, станут тебя спрашивать — видел ли ты кого-то здесь, или нет? Что ты им ответишь?

       — Они будут искать вас? — догадался Петрок.

       — Что ты им ответишь? — стоял на своем незнакомец. — Ну?

       Петруха потихоньку начинал приходить в себя и, чувствуя, что судьба дает ему шанс на спасение от железных лап Клима, быстро сообразив, произнес:

       — Скажу, что пришел в бытовку и нашел Леньку за печкой. Никого не видел.

       — Как думаешь, солдатик, — глянул строго чужак, — немцам хватит такого ответа?

       Петрок замотал головой.

       — Верно, — подтвердил его догадку незнакомец, — тебя станут бить, крепко бить, парень, а еще пытать.

       — Тоже мне новости, — смахнул внезапно выскочившую слезу Петруха, — разом больше побьют, разом меньше…

       — Он тоже был в лагерях, — отозвался от входа Клим, — привезли…, кажется из Кёнигсберга. Верно, хлопче?

       Петрок кивнул, удивляясь про себя рачительной перемене в голосе великана.

       — Так что же, ты хочешь сказать, что сдюжишь? — спросил напрямую чужак.

       — Меня целый год колотили и шпуляли уколами, дядечко, — вздохнул Петруха, — ничего, потерплю еще.

       — Эх, солдатик, — заторопился незнакомец, — не пугаю я тебя, но гляди — развяжешь язык…, Климу-то ничего с того не будет, с него, что с гуся вода, не раз уж выворачивался, а вот тебе тогда прямая дорожка в яму. Слышишь, о чем толкую?

       — Слышу, — опустил взгляд Петрок.

       — Товарищ генерал, — дернулся «Топляк», — вроде, как собаки лают. Надо торопиться…

       — Генерал? — вытянул чумазое лицо Петруха. — Вы… наш?

       — Наш, солдатик, наш, — тихо ответил чужак.

       — Н-наши уже тут? — юноша забегал глазами между Климом и тем, кого тот назвал «генерал». — А? Пришли?

       — Придут еще, — заверил незнакомец и шагнул к выходу, — слышь, парень, придут! Надо еще маленько потерпеть, ну, бывай!

       — Дядечко, — схватил Петруха его за рукав, — я буду терпеть! Сколько надо буду терпеть, только приведите их, наших. Расскажите им, как нам тут…

       — Тише, ты что! — чужак, глядя с сочувствием на всполошившегося парнишку, медленно оторвал от своего рукава его худую, холодную руку. — Не шуми. Я знаю, каково вам, поверь. Ну, бывай же, эх ты, солдатик…

       Они спешно юркнули за дверь. Петрок, пятясь назад, еще долго глядел на нее, пока не уперся ногами в скамейку. От удара дрогнул огонь лапы, и это заставило его очнуться. В парке действительно ясно слышался лай и резкие людские окрики. Юноша понял, что, как и говорил незнакомец, вот-вот в бытовку ворвутся немцы, а ждать их на скамейке было неправильно. Следовало сесть у ног Леньки, прижаться к ним и плакать, чтобы со стороны казалось, будто Петрок просто убит горем. Он не раз видел, как дети и старики делали нечто подобное на похоронах в Легедзино, и по его разумению, такое проявление горя выглядело крайне убедительно. Он тут же рухнул на колени и, слыша тяжелый топот кованых сапог возле порога, сам того не ожидая, залился горькими слезами…

       В десять часов десять минут утра, десятого же марта! с посыльным от Грайте в объединенную группу Винклера пришла новость о том, что их командира в срочном порядке вызывают в Берлин. Разумеется, расспрашивать посыльного по какой причине не имело никакого смысла, поэтому оберштурмбанфюрер лишь уточнил у штабного унтера о своих дальнейших действиях.

       — В одиннадцать часов пятнадцать минут, — чеканил слова посыльный, — вас будет ожидать самолет.