Хватка (СИ)

       Под размеренный, плотный шум капели домочадцы быстро улеглись и вскоре крепко уснули, оставляя несчастного старика наедине с самим собой. Снова и снова вспоминая услышанное и увиденное в Правлении, дед часто вздыхал и ворочался. В конце концов, устав и даже взмокнув от навалившихся переживаний, он, не в силах больше лежать без сна, встал.

       Не зная куда ему податься, старик тихо добрался до стоящего на скамье у печи ведра, набрал кружку воды и, огладив пушистые усы, с удовольствием попил. В крохотном окне, что было врезано в закутке за печью, то и дело мигали вспышки молний. Дед снял с гвоздя полученный на складе в МТС его сыном Алексеем еще в довоенную осень ватник, набросил его на плечи и бесшумно вышел в сени.

       Дождь нещадно сек по решетчатому окну. Во многих местах вода прошивала раму насквозь, стекала струями на доску подоконника и по ней дальше, на пол. Сразу вспомнилось, как много лет назад они, поехав за покупками на рынок в Умань, вдохновились общей идеей сделать себе сени и попросили под это дело в палатке стекольщика выбрать себе что-нибудь из ящиков с боем. О, это хорошо, что сдуру они нахватались столько, что, заняв много места на телеге, полдороги шли с Алексеем пешком, ловя на себе полные немого укора взгляды своих жен.

       По пути, как видно в угоду молчаливым молитвам женщин, часть стекла разбилась на такие мелкие кусочки, что уже никуда не годилась и ее пришлось выбросить, а вот из оставшегося мужчины, взяв в колхозной стройбригаде в тайне от бригадира, через работающего там старшего сына Фомы Гончарука Володю стеклорез, намеряли себе больше полусотни маленьких стеклянных квадратиков.

       Все с этими чертовыми сенями выходило как-то наоборот. Видно сглазили соседи, поскольку ни у кого в селе ничего подобного до сих пор еще не было. Обычно в Легедзино если и ставил кто-то сени, то глухие, или с маленьким оконцем. Но дед Бараненко уходил молодым в новики-солдаты еще на Руси и, побывав с войском в разных местах, он повидал такие красивые сени, что еще в ту пору дал себе зарок непременно после государевой службы где-нибудь поставить себе добротный дом с остекленными сенями. Все его родичи слыли крепкими хозяевами и всегда сторонились нищеты, но даже у них далеко не в каждой хате привход имел большую остекленную раму. А ведь именно она, в понимании большинства людей, да и самого деда, говорила о благосостоянии семьи, поэтому, как только на Уманском рынке он увидел, что есть возможность за «просто так» разжиться стеклом, в его голове тут же созрела мысль исполнить, наконец, свою давнюю мечту. А что тут такого? Их семья благодаря трудолюбию двух сыновей, старших внуков и его самого по нынешним временам вполне могла считать себя зажиточной и, стало быть, их большая, добротная хата просто обязана иметь свой главный атрибут.

Как только был решен вопрос со стеклом, все тот же Володя Гончарук за лето собрал у себя в сарае им крепкую деревянную раму, которую, на зло ничего смыслящим в строительстве бабам, мужчины терпеливо стеклили, вставляя в нее каждый вечер по несколько стеклышек и зажимая для крепости аж на четыре мелких гвоздя, опять спасибо Володе. Каждый квадратик в добавок к этому садили еще на сваренную из воска с глиной замазку.

       Так хотелось успеть до зимы. Помнится, уже начинали опускаться серьезные заморозки, когда тяжелая рама была, наконец, готова. Алексей, живущий в отличие от брата Кузьмы с родителями, сразу же выписал в МТС, в котором он работал, на себя несколько листов жести, а Кузьма, тоже бывший трактористом, но уже в колхозе, на себя и на отца доски. И вот только тогда, долгое время лишь представляемые в головах мужчин сени отцовского дома, усилиями обоих сыновей, Володи Гончарука и самого Фоки, который никак не мог упустить редкой возможности посидеть таким славным гуртом за столом, были собраны за два дня.

       Работы развернули еще с вечера пятницы, махнув рукой на ворчание баб о том, что никто с заката ничего не начинает делать. Уж очень не терпелось мужикам посмотреть, что из всего этого получится, да и за стол, что тут греха таить, им тоже хотелось. Столовались в те дни крепко, чтобы тем самым отблагодарить и ничем не обидеть соседей, денег-то брать за помощь не принято: посидели и в пятницу вечером, и в субботу, и особенно, по завершению работы, в воскресение.

       «Хорошую сварили замазку, раз только сейчас стала пропускать, — ощупывая рукой места, откуда капала вода, подумал старик. — Эх, где ж сейчас мои сынки? Мокнут под дождем, солдатики».

       Деду отчего-то сразу нарисовалась страшная картина спящего под ливнем поля, усланного людскими телами, но его сынов там нет, они в траншее, оба. Сидят, прижавшись друг к другу, прячутся под солдатской накидкой от дождя… В другой стороне, тоже в окопах, так же укрываются немцы. И их мертвыми в том поле лежит много. И солдаты, и офицеры…