Хватка (СИ)

       Руки нерешительно легли на обжигающе холодный эфес. Петрок сцепил зубы, и потянул клинок вверх. Подмерзшая земля неохотно отпускала на волю холодное железо. Юноша с трудом поднял меч над головой, и тут же заметил, что внезапно притихший пес ощетинился, вытянул шею в сторону леса и взвыл, разбудив в темной, сырой чаще длинное эхо. Среди деревьев замаячила большая, темная тень, послышался хруст ломаемых веток и тяжелые шаги. Петрок невольно отступил на два шага назад и впился глазами во мрак лесной чащи.

       Медленно переваливаясь с лапы на лапу, глухо и недовольно рыча, из нее вышел огромный медведь. На картинках, а видеть этого зверя Петрухе доводилось только там, мишки выглядели смешными и неповоротливыми, а здесь! Было ясно, что настигнуть жертву, порвать ее когтями в лоскутки, или сломать ударом лапы молодое дерево этот исполин сможет одинаково быстро и хладнокровно. Бежать от него не имело смысла, отбиваться мечом? Этого Петрок не умел делать даже во сне. К тому же Дунай, который обычно бросался на любого приближающегося к хозяину, сейчас выглядел смирным, хотя и глухо рычал на зверя.

       Мишка потоптался немного у края поля, обернулся назад, недовольно взревел, будто броня кого-то в чаще позади себя, и лениво поплелся вдоль бровки заснеженной пашни.

       Стоило ему удалиться на почтительное расстояние, как прекратившая рычать собака, выписав круг у Петрухиных ног, потрусила в то место, из которого недавно появился медведь. Петруха тяжко вздохнул, поправил шапку и, сжав покрепче леденящую ладонь на рукояти меча, зашагал под сырую сень темной чащи.

       Мороз сюда еще не добрался. Мокрый, мягкий настил пружинил под ногами, а застрявший где-то в кронах деревьев снег таял и падал на землю плевками раздосадованной зимы, недовольной тем, что с первого раза ей не удалось нормально связать толстое, снежное покрывало.

       Вскоре Дунай привел Петруху к покинутой медведем берлоге. Чернел свежий пролом среди слежавшихся веток и листвы, а разрытая рядом с ним земля запечатлела глубокие отпечатки мощных звериных лап. Странно, но только что покинутое жилье лесного хозяина не казалось пустым. Покатая верхушка берлоги едва заметно шевелилась.

       Петрок поднял меч и со всего маха рубанул возвышающуюся над землей кучу прелой листвы и сучьев. Клинок, вырвавшись из рук, неожиданно провалился в пустое, черное пространство и вдруг, прямо на глазах, превратился в толстую бетонную перегородку, разделяющую пополам брошенную медведем берлогу. Зыбкая крыша звериного жилья сама собой обрушилась, являя глазам юноши набитое полусонными змеями, шевелящееся пространство. Точно гул далекой грозы, прокатился над лесом низкий голос великана: «Только этому клинку достанет силы расколоть на две части каменной стеной медвежью берлогу».

       Дунай, услышав этот громовой рокот, вдруг задрал морду вверх и зло залаял…

       Именно этим лаем и прорвалась в сновидение Петрухи пропитанная болью явь. Он очнулся лежа на спине, просунув обе руки сквозь толстые прутья решетки. Видно перед тем, как впасть в беспамятство, его последним желанием было только одно — дотянулся к собаке.

       Чья-то фигура за решеткой заслоняла тусклый свет коридорной лампочки. Юноша поднял взгляд и увидел только уходящие куда-то вверх, отполированные до зеркального блеска сапоги…

       Прибывший по приказу командования в «Кенигсберг 13» оберштурмбанфюрер Винклер, спустившись из залитого солнцем двора в подвал лаборатории, корчил болевые гримасы и, держась за стену, с большим трудом различал очертания лестницы, пола и решеток. Проводник сказал, что юноша находится где-то здесь, в зияющем мраке камеры, но глаза офицера ровным счетом ничего не видели.

       Содержащийся в соседней клетке пес неистово рвался в коридор, бросался на прутья, хватал их зубами. В какой-то миг Фридриху стало казаться, что даже стальные, толщиной в палец пруты, намертво связанные сверху и снизу бетоном не дают сейчас ему, офицеру СС, гарантии безопасности.

       — Я …не вижу парня, — стараясь перекричать раскачавшееся среди каменных стен безумное эхо, — обернувшись, сказал офицер. — Где он?

       — Был здесь, господин оберштурмбанфюрер, — тут же возник рядом с ним отряженный в сопровождение штурманн, в петлицах которого белели знаки дивизии «Totenkopf», — эти негодяи часто ленятся подниматься. Все это от долгого безделья…

       — Лентяи? — со смешком повторил Винклер, глядя, как солдат засуетился у двери, звеня связкой ключей, — впрочем, — тут же добавил офицер в маячащую перед носом спину, — я удивлен, что этот парень до сих пор еще не подох.

       — Был жив, — не оборачиваясь и спешно открывая скрипучую дверь, прошмыгнул в клетку солдат, — я лично его вел…

       — О, значит, вел, — с сарказмом заметил Винклер, пообвыкнув в темноте и ясно различая длинные следы на пыльном полу.

       — В смысле …тащил, — моментально исправился штурманн, ловя направление взгляда офицера, — клянусь, он был жив.

       — Да черт с ним, — отмахнулся Винклер, — вы, вроде бы, говорили, что собака уже привыкла к форме и сейчас вполне способна есть и без посредника?

       Штурманн почесал в затылке: