Хватка

– Ага, – польщенный тем, что к нему обращаются по батюшке, слегка замялся матрос. – Оно ведь как получается, солонина тоже имеет свой запах, а бывает и такое, что слегка протухнет. Ее ведь в больших бочонках держат. Ну и в том же духе со всем остальным. Те же фрукты, которых набивают в трюм, чтобы до цинги не дошло. А все портится, гниет и дает свой дурной запах. Ну и матросы ихние мыться непривычные. Одежку стирать-то стирают, а чтобы самим помыться, это у них редкость. Вот так с миру по нитке, а потом и дышать нечем. Оно, конечно, получше, чем на их же невольничьих судах, что негров возят, но все одно с нашим не сравнится.

Слушая рассказ матроса, Буров попытался вспомнить, как обстояли дела на русских кораблях. Хм. Получалось, что имелся целый ряд отличий. Так, например, на кораблях отсутствовала солонина. Ее заменяло тушеное мясо, которое хранилось в больших керамических горшках, имеющих керамическую же крышку, которую герметизировали воском. Правильно приготовленная, такая тушенка могла храниться до двух лет.

При Петре Великом в корабельный рацион входили дорогие фрукты, и цитрусовые в частности. Но его внук решил, что комплектование кладовой корабля таким образом слишком дорого. Да и не хранились фрукты подолгу. А тут можно использовать свое, стоящее копейку и приносящее ничуть не меньшую пользу. Тот же шиповник, в котором никакой экзотики, гниению подвержен не был и полностью был способен заменить цитрусовые. Но чтобы разнообразить стол моряков, в их рацион добавили клюкву. Эта ягода без особого труда сохраняется в свежем виде в течение года. Нет, понятно, что на кораблях в южных широтах с прохладой не очень. Но уж на время плавания клюквы точно хватит.

Вообще, особенностей на русских кораблях было более чем достаточно. Это и обязательная баня раз в неделю, и отдельная жилая палуба, и наличие в каждом кубрике или каюте иллюминаторов, что позволяло регулярно проветривать помещения, и наличие вентиляции, специально предназначенной для этого и несущей свежий воздух даже в трюмы. Вот только…

– Это что же получается, на наших кораблях вообще никогда не бывает фруктов?

– Отчего же. Кроме всего прочего, мы и яблочки с собой берем, но из тех, что хранятся подольше, и не так чтобы особо много. А как из Вест-Индии в обратный путь, так берем на борт бананы и апельсины. Но опять же без жадности, чтобы не успели испортиться. Чего грязь разводить. Да и дураков хватает, нажрется по дурости тухлятины и мается животом, а ты потом за него отдувайся на реях.

– Ясно.

Дальнейший осмотр показал Бурову, что «Джулия» ему определенно не нравится. На редкость загаженное судно, порой приходилось даже нос зажимать. Однако слова матроса, что тут просто грязнули, не позволили поселиться в его душе отвращению ко всем иностранным морякам. Ведь в семье не без урода. Просто ему попалось судно с непутевой командой…

– Ну что, Сергей Иванович, осмотр закончен, трофей вполне себе богатый, сахар-сырец, специи, кожа. Правда, все это в цене не в Вест-Индии, а в Европе, ну да ничего, пристроим как-нибудь. Вот донесение и судовые бумаги, передадите Зарубину. – Козельский протянул Бурову сумку с бумагами.

– Я мигом, только туда и обратно! – возбужденно произнес молодой человек.

– Вы не поняли, Сергей Иванович. Вам возвращаться не следует. Вы останетесь на «Чайке».

– Но как же так? Господин капитан распорядился, чтобы я был в призовой команде.

– И вы были в числе абордажной команды.

– Абордаж! – возмущенно, едва не выкрикивая это слово, произнес юноша и отступил на пару шагов. – И это вы называете абордажем? Да тут никто даже не сопротивлялся. Они сдались как бараны. Это не абордаж, а просто… просто…

– Сергей Иванович, держите себя в руках, – жестко, сквозь зубы процедил мичман. – Коль удостоились чести надеть мундир офицера российского флота, постарайтесь соответствовать.

– Соответствовать? Я? А я могу не…

– Можете. Любой может, как, например, Людовик французский, которому плевать на свою отчизну.

– И вы туда же, Иннокентий Игнатьевич.

В голосе Бурова было столько обиды, что Козельский все же не выдержал и, подойдя вплотную, тихо заговорил:

– Ваше высочество, прекратите. На вас сейчас смотрят матросы и солдаты. До этой минуты вы только росли в их глазах, не стоит ронять себя детским ребячеством. Они ведь прекрасно знают, для чего вы направляетесь на Ямайку, и по-настоящему гордятся тем, кого увидели у себя на борту. Любовью же народа, армии и флота не пренебрегал ни Петр Великий, ни ваш батюшка. Я понимаю вас. Правда понимаю. Не могу передать словами, что я испытал, когда впервые ступил на борт корабля в чине мичмана. Как не могу описать, какую гордость испытываю от осознания того, что несколько дней буду безраздельно распоряжаться на борту этого судна, пусть и изрядно загаженного. Но ведь у каждого из нас свой долг. И ваш куда более важен, вот только он не на палубе корабля.