Хвойная нить (СИ)

- Мам? А где в городе можно увидеть большую елку?

- В городе? - переспросила она, оторвавшись от каких-то своих мыслей. - А, в городе. Ну, на центральной площади, наверное.

- А давай туда сходим? А, мам? Ну пожа-а-а-алуйста!

- Ладно-ладно, - улыбнувшись, мама взъерошила ему волосы. - Не мамкай! Завтра вот и пойдем.

- Ура! - Воскликнул он, поправляя потревоженную шевелюру. И решил, как говорит папа, "ковать железо, пока горячо": - А еще, можно я через год тоже пойду в космонавты? Как Сашка?

Улыбка у мамы сразу куда-то пропала, и Мишка понял, что сказал лишнего.

- Но это только через год! - затараторил он, поправляясь. - Я только слетаю на ракете, и потом сразу обратно!

- Через год, - повторила мама шепотом и отвернулась. - Год...

***

Илья вытащил с заднего сидения пухлый пакет и внимательно осмотрел салон. А то в прошлый раз из пакета выпал чек, и пришлось врать жене про мифического растяпу-клиента.

Аккуратно захлопнув дверцу, он "пикнул" сигнализацией и окинул взглядом свою "ласточку". Только вчера он забрал ее из сервиса, оставив там немалую часть из отложенных денег. Так уж случилось, что электроникой занимались только официалы, трясущие кошелек за каждую кривую гайку. Конечно, Илья любил свою машину, но только умом еще не тронулся, чтобы ставить ее выше семьи.

Но как раз в первую очередь ради семьи и приходилось идти на эти траты. Потому как, кроме частного извоза, бывшему вояке в этом городе ничего толкового не нашлось. А учеба чему-то новому требовала времени, а главное тех же самых денег, которых в семье и так постоянно не хватало.

Разумеется, это влекло за собой скандалы, которые благодаря мудрости Нади довольно быстро затухали. Но он все равно чувствовал, какое напряжение держало ее в последние дни, особенно после того, как у Мишки нашли...

Илья потряс головой, отгоняя дурные мысли. Главное, что это операбельно, и сын уже поставлен на очередь. Благо его военное прошлое еще проскальзывало иногда в виде отдельных льгот.

Но тогда, на войне, все было проще. Надо было просто беречь свою жизнь ради семьи. Теперь же Илье ради нее же приходилось жертвовать совестью. И отчасти поэтому, а отчасти для того, чтобы Надя могла сберечь свое золотое сердце, он никогда не рассказывал ей про свою затею. И, наверное, никогда не расскажет.

Двери подъезда были старыми. Но лестничная клетка уже была облагорожена недавней "косметикой", а значит дом не собирались отправлять в "утиль", или попросту забывать. Как случилось с переделанной в общагу бывшей казармой, в которой ему с семьей приходилось ютиться.

Дверь в квартиру тоже была старой, но Илья-то знал, что за ней кроется другая: стальная с огнеупорной отделкой, которую он сам лично устанавливал на свои же деньги. Депозит на будущее, как он про себя это полушутливо называл.

Нажав на кнопку звонка, он с полминуты слушал его соловьиные переливы, и отпустил только тогда, когда за дверью зашаркали знакомые шаги.

Дверь отворилась, звякнув натянутой цепочкой, и на Илью воззрились прищуренные, потонувшие в паутине морщин глаза:

- Кто вы?

- Здравствуйте, Валентина Федоровна! Это я, Илья!

- А-а-а! - Старушка расплылась в улыбке. - Это ты, Илюша! Проходи, милый, проходи.

Дверь закрылась, чтобы через секунду распахнуться настежь.

- А я вам гостинцев привез! - Он потряс пакетом. - Все без химии, как вы любите. Ну, и еще кое-что к чаю.

- Ах ты ж, мой хороший. Да ты не разувайся, у меня и так не прибрано.

- Ничего-ничего. Не дело это, по дому в ботинках расхаживать.

Проходя на кухню, он уже привычном взглядом окинул переходящие одна в другую комнаты.

Хорошая квартира. Добротная двушка, да еще в крепком доме. Небольшой ремонт, и заселяйся хоть сейчас.

***

Виктор не любил, когда его отвлекали по пустякам. Он всегда считал, что работа прежде всего и отдаваться ей нужно с головой. Так он считал сам и требовал того же от подчиненных. Потому Виктор предпочитал иметь дело с людьми, выросшими, как и он сам, в детдоме. Ведь в политике, как и в жизни, не должно быть места маменькиным сынкам и прочей мягкотелой шушере.

Этот жизненный курс он старательно прививал и дочери, которая на пороге взрослой жизни никак не желала расставаться с детскими иллюзиями. И очень надеялся, что кроме мольберта в голове у девчонки есть еще и планы на будущее.

Больше Виктор не любил только маркетологов и прочих пиарщиков. Коварный народец, не гнушающийся любых, даже самых грязных методов. Но, к сожалению, мало кто проходил во власть без их помощи.

Лев Линдерман, сидевший напротив, был ярчайшим представителем этой братии.

- Судя по данным аналитиков, - вещал пиарщик. - Явка на городских выборах, как правило, не превышает сорока процентов. Молодежь и люди среднего возраста голосуют редко, исправно участки посещают лишь пенсионеры. А значит, они и являются основой местного электората.

- И?

- Вам знакомо выражение: "плохонький, да свой"? - Спросил Лев, но наткнувшись на хмурый взгляд шефа, торопливо продолжил: - Видите ли, Виктор