Хвойная нить (СИ)

Артурович, вы в городе человек новый, не примелькавшийся. А пенсионеры народ подозрительный, и на слово верят только коммунистам и героям сериалов. Так что они скорее проголосуют за пускай вора, но которого они знают, чем за совершенно чужого человека. Вот если заставить их пустить слезу...

- Ближе к делу, Лев.

- Вот, - тот достал из папки листок и протянул начальнику.

Это была распечатка выписки из какого-то личного дела. Кроме нескольких скупых строк с общей информацией в уголке была фотография, с которой на Виктора смотрела тщедушная, с сеткой глубоких морщин старушка.

- Приходько В.И. - прокомментировал Лев. - Во время Афганской войны потеряла сына, который до сих пор считается пропавшим без вести. Вот, кстати, его фотография.

На стол лег снимок парня лет двадцати пяти, с лейтенантскими погонами и лихо заломленным голубым беретом. И очень - очень знакомым лицом.

- Никого Вам не напоминает?

Не дожидаясь очередного сурового взгляда шефа, Лев аккуратно положил рядом маленькое зеркальце.

- Нам не стоило особых трудов убедить госпожу Приходько, что ее сын выжил. Что он выполнял особое задание и теперь вернулся, пускай и под совсем другой фамилией. Благо имя абсолютно совпадает.

Неожиданно Виктору захотелось взять и вмазать этому лоснящемуся мерзавцу прямиком промеж блестящих глаз. Даже кулаки сжались до боли в суставах, и ему стоило больших трудов заставить себя успокоиться.

Потому что дело прежде всего. А Лев, хоть и мерзавец, дело говорит.

***

Вера не могла узнать своего возлюбленного. Нет, это было его лицо, его дыхание, его пальцы, что неожиданно ослабли на ее плечах. Но вот глаза... Глаза, в которых она всегда растворялась без остатка, стали другими. В один момент, в одно мгновение.

- Что? - Переспросил Роберт.

- Я... Я беременна, - повторила Вера и вздрогнула.

Свои же слова колко отдавались в голове, норовя холодными иглами сорваться в сердце. Она боялась осознать их, даже когда "две полоски" окончательно расставили все точки. Даже в пути, пока за окном такси мелькали новогодние витрины, Вера старательно отгоняла их. И только приехав к любимому, только оказавшись в его объятиях, она дала им волю. Потому что любая ее печать растворялась в его теплом голосе.

Но не в этот раз. Роберт отпустил ее плечи, отвел на секунду взгляд:

- Ты уверена?

- Да, - Вера не понимала, что происходит. Мастерская, в которой они находились, всегда отождествлялась для нее лишь со светом. Расставленные по углам картины, мольберты, и такой очаровательный беспорядок казались ей волшебной страной. Ведь именно здесь она впервые увидела своего принца, который властвовал над этим королевством. И даже сумерки вечеров, которые они тут с упоением проводили, не могли затемнить магической атмосферы.

Сейчас же в окна бил полуденный свет, но так темно еще никогда не было.

Страх, маячивший где-то в стороне, хлынул в грудь холодной волной. И вместо того, чтобы прогнать, слова любимого лишь больше его усиливали. Вера слышала их урывками, будто слух просто отказывался воспринимать услышанное:

- Это слишком... Рано... Ты должна понять, сейчас не время... У меня же выставка в Париже, карьера... Да и тебе всего восемнадцать... Рано...

Теперь Вера точно никогда не признается, что никакие ей не восемнадцать. Очутившись в сказке, забываешь про возраст, который кажется лишь досадной помехой. Да и какая разница, если в свои пятнадцать ты и так уже выглядишь, как настоящая принцесса.

Роберт отошел к окну, уставился в зарешеченные ставни. Лучи солнца, вплетенные в его взлохмаченные волосы, вдруг показались Вере ледяной дробью.

Тугой холодный комок в груди закаменел, перехватывая дыхание. Вера старалась держаться, но на глаза полезли предательские слезы.

- Ты же мне поможешь?

- Конечно, - Роберт быстро обернулся. В его голосе мелькнуло облегчение. - У меня есть один знакомый. Отличный специалист.

- Только... - Она запнулась, вспомнив недавний разговор с отцом. Обычные вроде нравоучения, но жесткий взгляд до сих пор стоял перед глазами. - Чтобы никто не узнал.

- Не беспокойся. Не узнает.

***

Миша вывел на листке три зеленых треугольника, и теперь старательно их заштриховывал. Елка получалась большая, во весь листок. Место оставалось лишь для шариков, звезды-макушки и совсем чуть-чуть у коричневого подножия для подарка. Правда, подарок он специально не пририсовывал, чтобы не смущать Дедушку Мороза малыми размерами.

Миша настолько погрузился в процесс, что даже не услышал, как мама вышла в коридор, притворив за собой дверь. Только через какое-то время до него донеслись обрывки фраз: мама говорила по телефону.

- Как, только через два года? Как ошибка?

Тишина, отдаленное бормотание трубки.

- Доктор, о чем вы? Вы же говорили, что ему осталось максимум год! Неужели очередь нельзя поменять?

Снова пауза. И снова мамин голос. Тихий-тихий, и какой-то уставший:

- Сколько? Сколько надо на платную?

Ветер, завывающий на улице, бросил в окно очередную горсть снега.

- Понятно.

Щелкнул рычаг телефона, и мама зашла в комнату. Она посмотрела на Мишу, с улыбкой взглянула на рисунок.