Имма вдыхала запах самого родного существа на свете, ничего не видела сквозь слезы. Знала только, что эта кожа – самая нежная на свете, что эти волосы чудеснее всего пахнут, что в эти глаза она будет с любовью смотреть до самой смерти.
Мама опять хрипло дышала, и Имма вдруг подумала, что, когда гости уйдут, она приложит свои ладони к немолодой груди. Достанет капсулу, и капсула сработает. Потому что даже девушка с парным кольцом на пальце ответила на вопрос, который задала Имма у магазина с моллюском.
– Ему можно верить? Этому человеку?
– Дрейку? Можно.
«Только ему всегда и можно».
И эта уверенность читалась в лицах всех троих.
– Все хорошо, слышишь, я вернулась. Все хорошо… Я дома.
Ее шею обнимали так трогательно, так тесно. Сын пах сном и домом, вечной любовью в ее сердце. Он обрадуется ранцу, даже если в нем ничего никогда не найдется. Здесь такие давно не делают, только в богатых районах, и стоят они дорого. Будет ему сумка, бог даст, сберегут её до школы.
– Мы пойдем, – послышалось сзади негромко.
Сказала это русоволосая девушка. Монолитные мужчины стояли рядом, и Имма удивилась, подумав о них как о друзьях. Пусть говорили они мало, зато обволакивали надежностью.
– Спасибо вам, – шепнула Имма. Им и еще раз тому человеку, пришедшему в ее палату, объяснившему суть.
– И вам.
Гости покинули дом, отодвинув занавеску; у порога мужчинам пришлось пригнуться. И только тогда старая мать кинулась дочке на шею.
– Все хорошо, – повторяла Имма, – все уже хорошо.
И впервые подумала о том, что через негативный, казалось бы, опыт, приходят в жизнь хорошие изменения. Великие и важные, ценность которых проявится позже.
– У меня для тебя лекарство, мам… А для Кимми портфель…
Им сказали, что к вечеру возможно возвращение, и все обрадовались. Кроме разве что Эльконто, чей голос слышался из холла и который бубнил: «На рыбалку я так и не сходил. А вернемся, буду снова «то несуся, то е№уся» – тренировки и Война…» На что Ани мягко возразила, что они обязательно найдут пару дней и выберутся на озеро. Бубнеж стих.
Тайре нравился мир Бернарды. Собственно, ей нравился любой, где над песком преобладала растительность, и здесь она с утра до вечера изучала незнакомые листья, запахи, соцветия и стебельки. Дома, однако, лучше – все это понимали.
Стив, аккуратно складывая вещи в чемодан, говорил о том, как рад Антонио – тому, как воздуха, не хватало знакомых специй. «Уж там-то у меня одной только куркумы четырнадцать видов!» – талантливо пародировал Лагерфельд черноусого вирранца и посмеивался.
А Тайра прикрыла дверь и все не знала, как ему сказать.
– Стив…
– Рэй, кажется, хотел еще сходить в пещеру неподалеку – местные о ней байки травят…
– Стив…
– И Логан только закончил установку оборудования по дому. Теперь все провода обратно сматывать. Хорошо, хоть кошек не успели потерять… Да?
Он будто очнулся, обернулся на ее голос, застыл с рубашкой в руках. Хорошо, что дверь прикрыта, что больше никто не слышит.
– Им нельзя возвращаться, – она говорила тихо, но он всегда слышал. – Нельзя обратно…
– Кому?
– Халку. И Шерин.
Пауза. Спустя секунду рубашка отправилась в чемодан.
– Она…У нее эмбрион. Еще маленький, но…
У Лагерфельда на лице редко прорисовывалось столь явно удивление, как теперь.
– Ребенок?
– Да.
Пауза длиннее первой.
– Ты уверена?
– Да.
– Мы должны им сказать.
– Давай… ты. Как будто это ты почувствовал, не я.
Док улыбнулся очень мягко.
– Нет. Ты увидела, сама им и скажешь.
Теперь они стояли в чужой комнате, не в своей. Тайра судорожно силилась понять, могла ли ошибиться, но ведь Ким научил видеть не глазами. И в утробе Шерин однозначно сияло чудо – с такими вещами не ошибаются. Да, еще совсем крохотное, но уже живое.
Вот только почему-то не шли наружу слова. Вдруг она нежелательно изменит им судьбу, вдруг своей новостью испортит настроение? Ведь никто не ждал, не планировал.
За нее начал док.
– Вам нельзя возвращаться на Уровни, – взял и выдал прямо. Негромко, но уверенно.
– Почему?
Тайру погладили по спине – мол, давай, признавайся.
– У вас, – она прочистила горло и от волнения покраснела, – у Шерин… зародился… эмбрион.
– Что?
Они задали этот вопрос синхронно.
И на долю секунды, после того как пришло осознание её слов, Тайра увидела-таки то, чего боялась, – страх в глазах будущей матери. Вот только страх практически моментально сменился волной такого счастья, что выдохнулось с облегчением. Настоящего счастья, неподдельного, и кудрявую девушку от мира отделил невидимый купол. Где нет привычных вещей, но есть двойная, тройная любовь, где ты уже никогда не один.
– Ты… уверена?
Шерин покраснела тоже, после побледнела, практически упала на стул.
– Да. Всего пара клеточек, но это он… ребенок.
Если бы в двери, которую прикрыли неплотно, не зашуршало, они бы не заметили Лайзу, Лайзу, которая теперь стояла с приоткрытым ртом.
А после жену обнял Халк. Обнял так крепко и сильно, что стало ясно: он готов тоже. Более того, он рад, он счастлив.