Хвост Греры

– Посмотри, у нее воли к выживанию ноль…

Таблица так и плыла над каталкой – вся кровавая, будто порвали ее, а не меня.

– Плевать!

– Ты не вернешь ей желание жить.

– Верну.

И взгляд на меня – зеркальный, ровный и очень короткий.

Я закрыла глаза, надеясь, что сдохну в SYNC-камере.

Глава 9. Каземат

(Les Friction – This Is a Call)

Здесь было почти темно.

Или же так казалось после тех раз, когда я пыталась открывать глаза в лаборатории и натыкалась взглядом на слепящие лампы. Обратно в сон с помощью инъекций меня погружали быстро.

Но не теперь.

Больше не болело тело – его не рвали на части когтями безумные коты, не казалось, что оно разрезано лазером и состоит из кубиков мяса, наспех сброшенных в кучу.

Поначалу не фокусировался взгляд, хотелось пить. Спустя пару минут все же удалось начать видеть, и первым, кого я увидела, был Лиам. Лежащий рядом со мной на боку, положивший свою руку мне на плечо.

Он лежал рядом прямо на полу, на потертом ковре – наверное, на узкой кровати для нас двоих не хватило бы места. Моя прежняя комната, каземат; за окном привычно темно, потому что ночь и туман. Неверный свет ближайшего фонаря. В том месте, где меня касалась ладонь Комиссионера, гудело. Будто мне в плечо внедрили клемму и теперь гнали от трансформаторной будки электрический поток. Гудело не противно, но дискомфортно, непривычно. Никак не включался в работу мой шокированный мозг.

И первым, что я попросила, шевельнув пересохшим языком, было пить…

Глаза Лиама серые, непроницаемые, похожие на стальной заслон. Ответ, хоть прозвучал и тихо, ударил по моим нервам, как рука пьяного великана по деликатным струнам арфы.

– Пока я рядом, тебе не нужна ни еда, ни вода.

Сколько-то я переваривала его ответ. «Его рука вместо капельницы? Питательный элемент?» Собственные конечности до сих пор налиты бетоном и почти неподвижны, процесс моргания казался сложным, как вычисление формулы Вселенской орбиты. Сложно все: лежать, жить, дышать.

– Хвост… – выдавила я кое-как. – Его больше… нет?

– Нет.

Тишина комнаты. До сих пор не верилось, что больше нет решетки, громил в черном.

– А он… был?

Важный вопрос, важный ответ.

И слишком длинная пауза – настолько длинная, когда понимаешь, что твой собеседник не желает на эту тему говорить.

– Нет, – послышалось наконец. – Или он был настолько мал, что его не заметил ни я, ни система.

Нет?

Оглушающая пустота внутри.

Его… не было?

НЕ БЫЛО?!

Не знаю, откуда взялись силы на ярость, но эта самая ярость взорвалась во мне ослепляющим ядерным грибом.

– Не было? – хрипела я. – Били… Издевались! Меня сделали… инвалидом…Ты сам…

У меня не двигалось тело, у меня не работали в прежнем режиме нервные окончания, у меня внутри все изодрано так, будто меня – тонкую паутину – намотала на себя стальная гусеница бульдозера. И этим бульдозером был человек, лежащий рядом.

– Кейна, – тот жесткий тон, который все еще слишком хорошо помнился, – это моя работа… проверять.

В жопу… проверять… Я больше не могу пошевелиться, я не могу ходить, говорить, думать…

– Уходи, – пыталась брыкнуться я, – уходи, не хочу тебя видеть. Не хочу!

Хочу забыть вас всех – людей в форме, чертову камеру, все, что со мной произошло! РАЗОМ!

– Убери с меня свою руку, ненавижу! – Если бы я могла, я бы расцарапала ему лицо, я бы ослепила его своей яростью, я бы сделала так, чтобы на чертовы кубики теперь развалился он сам.

– Если бы я не проверил…

Да, меня бы не выпустили, но логика кончилась – она кончилась во мне вместе с желанием жить. Я хотела тогда уйти, когда мне, наконец, стало легко, невесомо, я мечтала об этом. Когда ощутила вместо боли свободу.

– Зачем ты меня сюда вернул? Я не хотела обратно… До сих пор не хочу… – Слезы неприязни катились вбок – по переносице, капали на ковер. – Вы разучили меня хотеть жить…

– Значит, я научу снова.

Он был несгибаем. Непреклонен, противен мне в этот момент. Все, через что я прошла, зря. Просто потому, что у Комиссионеров до сих пор не было точного способа проверки наличия Хвоста. А меня топтали, морили голодом, обливали ледяной водой, ломали мне кости, волю...

– Сволочи…

Если бы я только могла его пнуть, ударить, в конце концов… Но убитое тело мне больше не принадлежало, оно не работало, не в состоянии было даже поднять руку, а внутри котел из бессилия, огня и ярости.

– Я просила тебя об этом? Учить меня хотеть жить заново… Уходи… Убирайся!

– Спи, – тихое слово в ответ.

Гудение под чужими пальцами усилилось.

И будто выключили печь под котлом – убрали жар с шести на единицу, на ноль. Больше не кипит, нет сил, слипаются глаза.

Тишина внутри; чужая кисть на моем плече.

Спустя какое-то время.

В мое следующее пробуждение рядом никого не было.