Хвост виляет собакой

– В чем проблема, любовничек? – говорит он. – Боишься, что она бросит тебя через пару недель ради кого-то, кто получше трахается?

– Извини, Мэл. Ты пытаешься спровоцировать меня на жестокость? Такая грубость просто неприемлема. Если бы я записывал этот разговор, думаю, твоя карьера оказалась бы в опасности, – конечно, он понимает, что я записываю все на диктофон.

– Ты был проблемой во Вьетнаме. Здесь ты тоже проблема. Ты думаешь, что все будет по-твоему. Но я тут главный. Больше такого не будет.

– Мэл, я предлагаю тебе разумный способ уладить вопрос.

– Просто вали отсюда, – говорит он.

Я встаю. Я наваливаюсь на его стол. Я смотрю на него сверху вниз:

– Мэл, ты переходишь все границы.

– Ты валяешься в дерьме, а в итоге получаешь розы. У меня есть твой номер, Броз.

– Для тебя это личное, – говорю я. Давай Мэл, скажи это на пленку.

– Я могу быть таким же крутым, как и ты.

– Хорошо. Давай.

– Теперь убирайся отсюда. У меня работа.

– Ускорь все эти бумажные дела, Мэл.

Когда я выхожу, Бэмби, которая до этого дня не сказала мне ни одного слова, кроме «Доброе утро, туманный сегодня день», говорит:

– Мне так жаль. Он не должен быть таким грубым.

Я спускаюсь по лестнице. Я пишу заявление на отпуск. Я еду на бульвар Сансет. Там находится мой новый офис. Я снял помещение у продюсера, у которого закончились контракты на фильмы, и он просрочил аренду на три месяца. Для инди-компаний настали тяжелые времена. Мэгги возненавидела это место с первого взгляда. Но когда я пообещал ей, что она сможет его переделать, она сказала, что все в порядке. Мне оно нравится, потому что, несмотря на небольшие размеры, здесь четыре возможных выхода. Трудно наблюдать. Мне нужно место подальше от дома Мэгги. Нам все еще приходится притворяться, что мы не замечаем слежку у нее дома. Но с новым местом мне не придется вызывать Матусоу. Я могу сам все прочесать. Я не буду работать частным детективом. Я буду… как бы это назвать? Советником Мэгги? Любовником? Продюсером? Мы собираемся найти ей собственный контракт на фильм. Найдем подходящую локацию. Сведем ее с правильным режиссером, сценаристом, второй звездой. Вот в чем все дело. Комплексное соглашение. Мы пообедаем с Кравицем – пусть он передаст информацию студиям. Тот, кто ее профинансирует, получает право первого взгляда на то, что мы разрабатываем. Если никто не предложит подходящие условия, мы продолжим самостоятельно. Вот какой совет я ей дал. В этом бизнесе нельзя сидеть сложа руки и ждать, пока режиссеры сами придут к тебе. Потому что они придут к тебе только с тем, что им выгодно. Это кристально ясно. Никому из них нет дела до нее и до того, что для нее хорошо. Кроме нее самой и меня. Вот что я ей сказал, и это совпало с ее собственными мыслями.

Теперь я знаю, как быстро распространяются слухи в этом городе. И как все суетятся. Поэтому я не удивляюсь, когда звонит телефон. Несмотря на то что не было никакого объявления, ничего официального, и я еще не открыт для бизнеса. Несмотря на то что здесь нет мебели, а телефон стоит на полу. Я думаю, что это кто-то хочет продвинуть сценарий, сделку, для которой нужна Мэгги, работу чтеца – что-то в этом роде.

Что меня удивляет, так это то, что первый звонок в мой новый офис в некотором смысле из Вьетнама.

Глава двадцать третья

Бигл сидел один в темноте.

Перед ним был сенсорный экран компьютера. С его помощью он мог листать изображения или запускать весь фильм на любом из десяти экранов повышенной четкости «Мусаси Джи-4», вмонтированных в изогнутую переднюю стену видеозала.

Экраны были расположены в два ряда по пять штук. Они были плоскими и крепились вплотную к стене. Достаточно широкое соотношение сторон 2,4:1 позволяло полностью вместить фильмы, снятые в дни славы широкоэкранных форматов, таких как «Тодд-AO», «Ультра-Панавижн 70» и «Синемаскоп». При показе изображения из менее горизонтального источника они автоматически генерировали плоский черный матовый цвет на пустых участках экранов. Стены были окрашены в точно такой же черный цвет. Центральный экран верхнего ряда был больше остальных.

Просмотрев тысячи часов пленки и кассет, Бигл отобрал то, что, по его мнению, каким-то образом определяло суть ощущения Америки во время войны. Из выбранных изображений он составил нечто среднее между историей и мифологией. Высокотехнологичная 10-экранная версия американской «Илиады». Теперь он собирался сыграть эту историю для аудитории, состоящей из одного человека, – для себя самого, – полагая, что это поможет ему понять, какую войну он должен вести, чтобы сделать свою страну счастливой.

Центральный экран. «Испанский флаг сорван». Просто образ. Лейтмотив. Зов трубы из далекой тишины, с которого начинается эпоха. Флагшток на фоне неба. В кадр попадает пара рук. Они снимают испанский флаг. Они поднимают «Старую славу» – флаг США.

Это было снято в 1898 году, когда Америка объявила войну Испании[64]. Это был первый коммерческий фильм о войне.