- Мам, к чему такая спешка? - разбирая пакеты с продуктами, поинтересовался парень, с интересом напополам с беспокойством смотря на мать, которая запечатывала часть вещей в очередной свиток. Морико отвлеклась от своего занятия, скользнув по встревоженному сыну холодным взором черных глаз и, вздохнув, решила немного отдохнуть, а заодно и поговорить со взволнованным парнем.
- Исами, помнишь, я тебе рассказывала о умельцах клана Узумаки и о менталистах клана Яманака? - поинтересовалась она, подойдя к плите и поставив чайник на огонь. Сын ответил коротким “да”, и женщина продолжила. - Когда Данзо было около десяти лет, в его клане случилось нечто такое, что сломало ему психику. У него появилось раздвоение личности, которое с возрастом лишь усиливалось. Не удивительно, что вторая личность доминировала, - Морико тяжело вздохнула, с трудом сдерживая эмоции. Воспоминания хлынули одним потоком, таким ярким, будто всё вспомнившееся произошло вчера. Страшные, болезненные, ужасные воспоминание, которые не забудешь, как бы ни хотел. - Родители Данзо настояли на том, чтобы мастер печатей из клана Узумаки и менталист Яманака решили их проблему, обещая неплохо заплатить. Так появилось вот это, - зеленоволосая указала кивком головы на треснувший амулет, лежащий на столе. - Он позволял подавлять вторую, более сильную личность, помогая Шимуре оставаться человеком, но сегодня, как ты видишь, действие этого артефакта закончилось, - женщина вздохнула, прикрыв глаза. Она не знала, что произошло с Данзо и почему треснул чертов артефакт, делающий её старого знакомого тем, кем он был, но сегодня всё почему-то шло через одно место. Морико знала слишком много, но Шимура не убивал её лишь потому, что считал если не своим другом, то верным товарищем. И эта его любовь… Первая любовь, даже влюбленность, стала проходить ещё тогда, когда Морико, отвернувшись от собственного клана, выбрала себе в женихи бескланового шиноби, отца Исами. А после случившегося в клане Шимура Данзо и вовсе забыл о чем бы то ни было, о любви тем более. Он превратился в ужасного монстра, для которого не существовало чувств, только долг, законы шиноби и родная деревня. А артефакт производства Узумаки и Яманака вернул забытые чувства, немного очеловечивая Данзо. Видимо, даже у могущественных артефактов есть срок годности. Теперь нужно было бежать, ведь если глава Корня окончательно распрощался со всеми эмоциями и человеческими привязанностями, то это означало лишь смерть тем, кого он не убил из-за них.
Исами благоразумно молчал, продолжая разбирать покупки и посматривая на задумавшуюся мать. Оснований не верить ей не было, потому он послушно выполнял её указания, переживая лишь из-за того, что придётся оставить работу в Академии, а ведь он уже немного привязался к детишкам.
***
Минато и Кушина уже заканчивали с созданием новой печати. Разговор выдался долгим и очень эмоциональным, а также тяжелым, как для Йондайме Хокаге, так и для Курамы-Кушины. Но оно того стоило. И если прежних отношений между ними сейчас уже не было, они все равно являлись союзниками, решив бороться за светлое будущее своего сына, который, значительно подчистив продовольственные запасы дома своих родителей, мирно спал на большой двуспальной кровати в комнате Минато и Кушины. А пока Наруто спал, его родители, пришедшие к согласию, работали.
- Эта печать позволит мне делиться с Наруто чакрой, даже если я буду не внутри него. А эта печать ведет к тебе поток моей чакры, которая будет подпитывать тебя, пока ты сам не захочешь исчезнуть, - объясняла женщина, показывая иероглифы, вырезанные на столбах-прутьях бывшей клетки для Девятихвостого. - Учти, что пока не научишь Наруто всему, что знаешь сам, ни я, ни он тебя не отпустим, - широко улыбнулась Кушина, прикрыв глаза. Минато усмехнулся, прекрасно понимая, что эти слова больше звучали как угроза, особенно из уст его преобразившейся жены. - А вот печать с ядовитой чакрой биджу будет создавать иллюзию того, что Кьюби действительно запечатан в нашем сыне. Любой, кто полезет во внутренний мир Наруто, в этом сможет удостовериться…
- Тогда зачем эта печать? - кивнув на странные незнакомые иероглифы, поинтересовался Намикадзе. В синих глазах Узумаки мелькнули хитрые огоньки. Прикрывшись своими хвостами, став их поглаживать, женщина притворно смутилась, потупив взгляд.