— Ты ведь предлагал свою помощь утром. За то, что я помогла тебе, — ухватилась я за спасительную мысль.
— Ключевое слово — утром. До того, как ты дважды вылила на меня ушат словесных помоев.
— Я… готова извиниться, — глухо сказала я, понимая, что на самом деле готова на что угодно, лишь бы вернуть дочь.
— От твоих извинений вечер приятнее уже не станет, — скривился Финик.
Закусила губу, пытаясь решиться.
— Помоги мне вернуть дочь. Пожалуйста, — я подошла к его креслу вплотную, не решаясь посмотреть в глаза.
— Хорошо. Помогу, — я вскинула голову, не решаясь поверить в услышанное, и наткнулась на оценивающий взгляд снизу вверх. — В конце концов, ребёнок должен быть с матерью. Но у меня будет одно условие.
Я усилием воли подавила нехорошее предчувствие, шевельнувшееся внутри. Тяжело сглотнув ставшую вязкой слюну, на пределе слышимости выдохнула:
— Все, что захочешь.
Внутри все сжалось от опасения того, что может последовать за этими словами.
— С этого момента тебе запрещается говорить мне «нет».
— Я… — запнулась, не в силах договорить.
Алечка сейчас была не со мной. В чужом месте, с чужими людьми.
Ощущения в этот момент были такими, словно я подписываю себе смертный приговор.
— Я согласна, — с трудом выдавила из себя.
В конце концов, не говорить «нет» — не значит во всём соглашаться.
— Отлично. Тогда начнём… — на его лице медленно расцветала хищная улыбка.
Я резко втянула в себя воздух, внутренности скрутило узлом в ожидании того, что же уготовила мне судьба. На что же я подписалась? Пауза затягивалась, Финик не спешил с оглашением вердикта.
— Начнем… спасательную операцию, — наконец договорил он, насмешливо прищурившись. — Или у тебя были другие предложения?
— Э… нет… да… то есть, спасибо.
Я растерялась, не понимая, как себя следует вести.
— Для начала — у тебя остались какие-нибудь документы? Тебе должны были вручить копию…
— Остались дома, — с трудом припомнила я оставленные инспектором бумаги.
Финик выглядел так, словно решал в уме математическую задачку.
— Значит так, сейчас я схожу за ними, затем сделаю пару звонков и съезжу кое-куда. Ты в это время побудешь здесь. Ирен за тобой присмотрит. Хорошо?
Я буквально задохнулась от возмущения и протеста. Я хотела бы пойти с ним, даже если не смогу помочь, а буду просто молча находиться рядом — это будет деятельное ожидание, а сидя здесь — я просто сойду с ума от беспокойства. Ну, а если все равно оставаться — то не все ли равно, где? С большей пользой я проведу время дома, заняв руки хоть каким-нибудь делом. И уж точно мне не хочется, чтобы за мной присматривала Ирен. Да меня передергивало от одного её вида!
Я уже хотела возразить и объяснить все это Финику, как наткнулась на его насмешливо приподнятые брови. Я обещала не говорить ему «нет».
— Может, я лучше схожу с тобой за документами? — с надеждой спросила, но тот лишь покачал головой.
— Дом закрыт? Открыт. Вот и славно. Я сам все сделаю, не переживай. Останься. Мне будет спокойнее, и я быстрее смогу решить твою проблему.
Он тяжело поднялся, как-то тоскливо посмотрел в сторону лестницы на второй и третий этаж.
— Ладно, не буду переодеваться.
Он, не прощаясь, подошел к двери, надел ботинки, взял висевшую на вешалке ветровку и, набросив её на голое тело, кинул напоследок:
— И да, у тебя листья в волосах застряли.
И вышел.
Глава 6
Я машинально провела рукой по волосам, ощущая, что их действительно неплохо бы привести в порядок. Хороша же я, должно быть, со стороны. Грязная, вымазанная в земле, с опухшим лицом и красным носом.
Рассеяно уселась в кресло, ещё сохранившее тепло хозяина особняка. Андрей Финик. За всё это время я так и не спросила, откуда у него хвост, и кто он вообще такой. Впрочем, помимо этого была ещё одна странность, которая не давала мне покоя.
Неужели у него всё так плохо с ногой? Когда я впервые его увидела, мне показалось, что он серьёзно ранен, но спустя всего полчаса-час после происшествия он выглядел подозрительно бодрым. И вот теперь он то хромает, то показывает чудеса ловкости и скорости, то снова морщится, когда наступает на ногу не слишком удачно.
Но и его хвост, и проблемы с ногой меркли, когда в уме всплывал один-единственный вопрос — почему он мне помогает? Если бы он потребовал заплатить, продать ему дом, да даже провести с ним ночь — что угодно, что имело бы вполне конкретное выражение — я бы могла понять. Но не говорить ему «нет»? Все равно, что «не спорь со мной». Вроде как ни к чему конкретному не обязывает, но, вместе с тем, дает большой простор для манипуляций с его стороны. И явно намекает на то, что он намерен продолжить общение. Странно, очень странно. И главное, какой ему от этого прок?
Я уже слишком взрослая, чтобы верить в чудеса или наивно полагать, что Финик мог в меня влюбиться. Уже была замужем и знала, как выглядит наполненный любовью взгляд. Финик смотрел на меня иначе. Порой насмешливо, порой взбешённо, порой со странной смесью нетерпения и какого-то затаённого предвкушения.
— Ну что за чёрт! — я вздрогнула, услышав раздосадованный голос Ирен. — Ушел-таки.