ХЗ. характер землянина

– Аналогичный вопрос, – усмехнулся сун тэй. – Имею основания полагать, что ты направлена сюда с целью провокации моего провала. Если есть в мире человек, которого я не ожидал встретить на данной планете, то это именно ты. Из сказанного имеется два следствия. Первое. Я обязан тебя устранить, это надежный способ исчерпания проблемы. Второе. Я намерен тебя выслушать, поскольку ты умудряешься выудить сведения, мимо которых прошли прочие. И ты смотришь на события под особым углом, – он вспыхнул фирменной улыбкой наивного юнца. – Сима, хочешь выжить, быстро выкладывай все, без утайки.

– Гад такой, – поежилась я.

– Такой, – согласился Игль и смущенно поморгал, продолжая корчить юнца-милашку. – Именно такой. Мне известно, что тебя хотели заменить на копию с целью вброса данных в габ-систему и последующего похищения хотя бы одного из телепатов клон пары Саид-Гюль. При этом подлинная Серафима Жук подлежала уничтожению. Я толковый телепат, пусть и не доу. И я опознаю тебя. Хотя, если припомнить прежние встречи, из нас двоих лишь ты смогла дифференцировать Альга от его двойника.

– Ничего не скажу, убивец, – хихикнула я, не веря в злодейство.

На душе стало светло и легко. Вдвоем с Иглем мы дойдем до зала, где я смогу вступить в права наследства. Осталось всего ничего – четыре коридора и два заслона идентификации. Сун тэй поможет, куда он денется. Я не враг империи, уж это ему известно. То есть я иногда и не друг, но сейчас особый случай. Игль умен, он радуется, я чую – радуется, потому что сам в тупике и помощь ему нужна, как и мне.

Игль отвернулся. Движение головы было спокойное, я даже не насторожилась. А затем по спине продрало арктическим морозом! В затылок стали вбиваться звук за звуком – дзынь, дзынь – мерные шаги. Шпильки. И черт меня подери, если я не узнаю походку.

– Иг-гль, – заплетающимся языком ужаснулась я.

Рывком вцепилась в сун тэя и повернула к себе лицом. Стало еще хуже. Представить не могла, что для Игля реально такое выражение – сумасшедший, самоотверженный восторг, переходящий в слюнявое щенячье обожание. И все это при пустом взгляде, как у плюшевой собаки с пластиковыми пуговками…

– Игль, – мелодично повторила та, кто вбил мне в затылок уже дюжину гвоздей-шагов. – Мой Игль.

Она была совсем рядом, я даже ощущала дыхание возле левого уха. Хотела дернуться – но обнаружила, что увязла в кресле, как муха в полужидком, но быстро твердеющем, клею. Меня обматывало и укукливало все основательнее, до само шеи. «Серафима Жук в янтаре», ничего себе посмертный памятник наивности.

– Твой Игль, – радость на лиц сун тэя стала исступленной, истеричной.

Он рухнул на колени и коснулся дрожащими пальцами алой поверхности левой туфельки. – Весь твой. Всегда твой.

Женщина, в которую сун тэя втрескался, как «мерседес» в разделительную – на разрыв, аж до багажника – обошла его по кругу, презрительно отпихнув туфелькой жадную руку. Затем эта сука средних лет и выдающейся потасканности грациозно устроилась в кресле и воззрилась на меня.

– Что она сказала? Это важно, ведь я получала надежнейшее подтверждение ее гибели.

– Не сообщила подробности, – сокращено, едва не плача, выдохнул Игль. Он продолжал стоять на коленях и жадно изучал туфельку, расположенную в полуметре от руки. Пальцы дрожали.

– Ты телепат, – ласково улыбнулась гадина, глянула на Игля поощряюще.

У-уу, как меня крутит от злости, даже страх померк. Стоило ей показать в себе это – ну, что она та еще сука, и Игль стал натуральным кобелем. Задышал часто, пополз к туфельке, готовый облизать, а не просто погладить. Руки тронули кожу ноги, осторожно скользнули выше, к колену. Он бы все отдал, чтобы прямо здесь, вот сейчас, не заботясь, что какая-то там Сима пялится…

– Разве ты заслужил? – туфля впечаталась в щеку сун тэя и он отлетел метра на три. – Бесполезный, скучный и ничтожный. Ты слышал? Ничтожный. Таким жить незачем, ведь они не нужны мне.

– Сознание неструктурированное, ломать уровни приватности габ-настроек трудно, – тяжело дыша и не смея двигаться, заторопился оправдаться Игль. – Я стараюсь, но ты пришла слишком рано и теперь это займет время, любимая.

– Он старается, – подтвердила дрянь и улыбнулась мне. – Для меня стараются все, кому я разрешаю. Посмотрим, разрешу ли я стараться тебе. Ты… – ее улыбка стала добрее, – не безнадежна.

Что-то внутри лопнуло, выпуская на волю горячее ликование. Я не безнадежна! Я ценнее Игля. Меня замечают, меня уважают!