Кьяроскуро для Снайперстиля

мы выражаем себя,

и только любовью можем себя оправдать.

Прошу тебя –

платье надень

цвета созревающей ржи,

потому что виденье одно вспоминаю,

а может быть, детский сон,

озаривший мне жизнь

светом женщины,

светом хлеба:

кажется, в сумерках –

утра ли, вечера?

В мглистой и долгой тиши,

в праздник июньских дождинок,

когда рожь приближалась

к рождению таинства хлеба,

застолья, – без звука,

как луч, прекрасная женщина шла,

из пшеничных степей поднимаясь.

Колосья, как пальцы,

ласкали ей груди и губы,

победными каплями крови

сочились дикие маки.

И ничего больше:

голова была ещё пуста,

только этот далёкий,

далёкий вздох.

А может, то среди колосьев

танцевала девочка

из далёкой страны чудес,

она едва касалась земли,

но мартовский кот

приготовил для неё

очередное снадобье.

Всё ещё только шло к созреванью,

коса и любовь отдыхали

в сумерках палеозоя,

в мякоти текстовых клубней и сердца,

и жизнь моя походила

на омут с чертями и трилобитами.

И тогда я тебя представил дороге,

деревьям, ветру,

холмам и долине.

Помнишь?!

Они говорили о постоянстве,

всё время тихо лаская друг друга.

Жизнь они сравнивали

то с камнем на дне, –

то с полётом птиц.

Так пусть они цветут,

пусть они летают,

как сказочные жар-птицы,

землю засевают вьюгой

из всепроникающих перьев любви,

тихой нежностью всех одаряя.

Ведь они говорили главное:

никогда нельзя объяснить бытие

предательством, ложью, смертью.

Потому: оденься в платье

цвета созревающей ржи,

чтобы любовь и хлеб

неразделимыми стали.

Робкий желтоватый лучик жизни

на твоей половине комнаты

разбудил зеркало, стол, стулья.

Немые картины, подсвечник,

старые снимки, шкаф,

длинную лавку возле стены…

чтобы они слышали стон, –

и потом могли подтвердить

красоту мира,

чтобы наполнялись любовью,

будто раковины жемчужинами –

а после океанским рокотом.

Чтобы вспомнили всё:

фантастически чёрное дно океана,

его буйную жажду

подняться до звёзд, –

его мягкость, усталость,

размеренное дыханье,

бесконечную светотень,

глубины, просторы.

Вот так на глазах и растёт время.

А в нём – вздохи, слова,

руки, созданные для объятий.

И светлый ангел любви

стоит между нами,

требуя одного –

правды во вздохах, речах, жестах.

И тогда радость и боль

потекли волной,

извергаясь одна из другой,

будто пики и впадины кьяроскуро:

всеми отверстиями и ямочками

втянули друг друга в себя!

Потом от жаркого,

жадного дыханья

затуманился день,

словно зеркало.

И вчерашняя ночь,

пахнущая любовью,

приближается к нам.

Мартовский кот,

где-то под окном

завёл свою серенаду…

Возвращаются в гнёзда лучи –

Звёздочки-ласточки:

можно обнявшись стоять

и в небесном сиянье

тихо читать твою душу.

Океан

поэма-притча

1.

В океане раздетом настежь

найдёшь ли спокойных три метра?

В огневище – условия те ж –

поможет ли шляпа из фетра??

Всегда он под натиском ветра,

в аду или пеклище боя,

Упрямец – он держится центра,

хоть смерчи охрипли от воя!

Ему быть объектом атаки –

в год лошади или собаки, –

ведь люди не могут без драки…

Но не выжать слезу из брони,

даже если железо стонет –

только Слово ему протяни,

коль оно миллиарды стоит!

Заиграли ноты.

Вновь коса расколется о борт,

и шрам – как судьбы знамение!

Но война – удивительный спорт:

снова и снова сражение!

Линкорам – всегда исключенье:

даже если на море штили –

одни непокорные шпили

ищут боя борясь с теченьем.

И теперь не свернусь с дороги,

исчезают вдали отроги;

набирает вал обороты,

впереди грянул залп или гром,

как свежо заиграли ноты –

как струится в бокалы ром…

2.

Линкорам – всегда исключение:

ищут шторма – борясь с течением,

и шрамы – судьбою крещение –

постигнуть своё назначение!

Вновь кривляется слуги мамоны

и слезливо лобзают иконы,

Но цепастые рвутся препоны –

за полвека четвёртые стены

мы сметаем напором брони! …

Пуст горизонт… Но иные огни

будоражат мятежные гены…

За горизонтом увидишь: смотри!

Есть ли точка беспечным сметаньям?

Где награда извечным скитаньям?

Встретишь ли утро счастливой зари?!

Вчерашняя свеча.

Не мечтай о бронзы многопудье,

если сталь оделась по плечу,

уходя с желанного порога,

погаси вчерашнюю свечу.

Коли суждено кому от Бога

плыть линкором среди пенных дюн,

серебрится вдаль его дорога –

покрываясь пеплом ветхих рун.

Вот опять турбины на пределе!

Станет ближе путь к заветной цели,

что сверкнёт украдкой впереди…

Доплывёшь ли? В славе ли? В бреду?

Доплывёшь – отпразднуешь Победу!

Утонул – все беды позади…

Под разбитым корытом…

Всё так же от всех сокрыта

строка, уходящая в Лета –

лежат под разбитым корытом

глаголы её ответа.

Сгорело в огне корыто,

а истина всё не открыта.

И гордость опять задета,

а совесть совсем раздета,

цветные козыри биты

тузами из динамита;

зеленцой ослепил одноцвет,

не пришёл долгожданный рассвет,

позабыт и Великий завет –

тот ли мы получили ответ?!

3.

Вдруг разбился сервиз на пороге –

но уже не свернуть с дороги:

главный козырь для всех остановок –

сушим порох для артустановок!

И не влезет на сталь сатин -

прокрусты – не майтесь с примеркой

не нарежешь валютной леркой

кольца атомных паутин;

не удержишь чужою сеткой

завихренья своих турбин!

Пусть "шелка" и "батист" от Кутюр,

не родного они замеса!

Все орудья небритых скул: – "Чур!"

Салютуют за русского беса!

Бар «Осенний»