Кибердемоны 2. Сонгоку

Трудились в парке не только пчёлы. Тут и там Мирон замечал согнутые спины, обтянутые коричневыми рубахами, и склоненные треугольные бамбуковые шляпы. Монахи — раз монастырь, значит должны быть и монахи, правильно? — занимались разнообразными делами. Кто-то граблями подправлял ровные чёрные борозды в саду камней, кто-то подметал опавшие лепестки, кто-то ковырялся в земле — рядом с небесной красоты прудиком располагались вполне прозаические грядки с кочанами зеленой еще капусты и накрытые плёнкой купола теплиц.

Откуда-то издалека ветер принёс кудахтанье кур и запахи птичьего двора.

— У нас тут всё своё, — махнул на теплицы профессор. — Петрушка там разная, огурчики-помидорчики… Пруды с карпами — люблю, знаешь ли, отведать жареной рыбки вечерком… Ты пробовал когда-нибудь жареного с корнями лотоса карпа?

— Не приходилось.

— Угощу. Сегодня же вечером и зажарим… Жаровня у меня старинная, каменная. Рыба получается — объеденье.

Говорил профессор, сладко жмурясь, как довольный жизнью кот.

— Вообще-то у меня мало времени, — робко напомнил Мирон.

Масштабы монастыря его потрясли. Считалось, самая большая ценность в Японии — это земля. Громадными зданиями-ульями были застроены даже крошечные рукотворные островки в Токийском заливе. А здесь гектары площади использовались под огород. Если посчитать налоги, каждый монах должен быть миллионером.

— Что время? — пожал плечами профессор. — Волны на песке… Впрочем ты прав. Рыбу отложим до лучших времен. А сейчас не желаешь ли выпить чашечку хорошего кофе?

— Убейте, если я когда-нибудь откажусь. Потому что это буду уже не я.

Сам монастырь — деревянное здание пятнадцатого века, с галереями, крытыми переходами и выгнутыми крышами над множеством башенок, был окружен современными коттеджами в европейском стиле, с громадными раздвижными окнами, открытыми верандами и небольшими бассейнами с пронзительно-синей водой.

Профессор жил в одном из таких коттеджей.

— Основной дом содержится как музей, — пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. — Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.

— Но посторонних вы сюда не пускаете?

— Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые, как ты понимаешь, заслуги… А законы в Японии обратной силы не имеют. Так что, пока я сам не захочу, этой землей никто больше пользоваться не может.

— А как же налоги?

— Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.

— Значит, всё здесь принадлежит вам?

— Можно сказать и так, — удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на вид — совершенно искусственные. — Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, — а потом нахмурился. — Если б не упрямство твоего отца — вы с братом росли бы здесь.

— Вы знаете, что его убили?

— Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.

— И умер, — кивнул Мирон. — А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовника… — Вы знаете, кто это сделал?

— Нет, к сожалению, не знаю, — покачал головой профессор. — Меня не пустили даже на похороны…

— Я хочу во всём разобраться, — сказал Мирон. — Слышите? Я найду того, кто его убил.

Профессор только печально кивнул.

Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка…

— После его смерти вы продолжили исследования? — спросил он.

— Да как тебе сказать… — старик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. — Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями… Так что нет, ту идею я развивать не стал — отвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, — он распахнул дверь.

Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнат — во всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.

— Люблю, знаешь ли, готовить, — комментировал старик, включая газовую — неслыханная древность! — плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.

— Мелета, — позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.

Программа не ответила.

Наверное, они экранируют сигналы… — подумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.

Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.