— Я и сейчас не причинил. Это сделали другие. Мне остаётся лишь минимизировать последствия.
— Минимизировать?..
— Никому, даже мне, не стало бы легче, если бы я позволил тебе вернуться. В этом случае всё закончилось бы очень глупо.
— Спасать свою шкуру, пока остальные гибнут — вот настоящая глупость.
— Наоборот, — Платон передернул плечами, поднимая свою ношу повыше. — Спасть свою жизнь — это базовый инстинкт, превалирующий над всеми остальными.
— Жертва может отгрызть себе лапу, чтобы вырваться из капкана, — прохрипел Виталик. — Но хищник будет ждать до последнего — чтобы отомстить.
— О, поверь: черед для мести обязательно настанет. И она будет очень эффективной. Мерзавцы, готовые пожертвовать сотнями, чтобы добраться до нас, очень об этом пожалеют.
— И где же весь твой прагматизм?
Волна запаха стала удушающей, казалось, Мирон уже различает спёртое дыхание обезумевшей толпы.
— Устранить тех, кто ставит себя выше законов социума — это высший прагматизм, — киборг еще прибавил скорости, станции мелькали, словно они ехали на поезде.
— Но ведь ты и себя ставишь выше этих законов.
Смотреть назад не имело смысла. Там клубилась лишь вонючая тьма. Но Мирон раз за разом напрягал шею и поднимал голову — чтобы вглядеться во мрак.
— Это потому, что я больше не человек, — казалось, Платона эта мысль совершенно не тревожит, но Мирон заметил нотки горечи в голосе брата.
— Нас догнали, — вдруг сказал он.
Туннель плавно изгибался, и вот из-за этого изгиба показался первый ходок… Мирон его толком не видел, скорее, чувствовал — сгусток мрака, немного темнее, чем сероватые стены и белёсый пол. Он двигался стремительно, но беспорядочно. За первой возникла вторая тень, затем — третья. Первая оказалась в опасной близости, и вторая накинулась на неё — рваный плащ взметнулся, как крылья летучей мыши. Нечеловеческий визг взрезал тьму, словно стальное сверло, но задохнулся.
— Всё, — киборг опустил сначала Виталика, а затем и Мирона на землю. — Придётся принимать экстренные меры.
— Какие? — туннель продолжался в обе стороны, и там, где не падал свет из глаз киборга, была только тьма.
— Ступени, — сказал Платон, указывая на стальные скобки, вделанные в стену.
— Они никуда не ведут, — Мирон проследил за взглядом брата. — Там только потолок.
— Это старая аварийная лестница, ею не пользовались со времён строительства. Но газ тяжелый. Если вы заберетесь повыше, то не надышитесь.
— А ты?
— На меня, как ты мог уже понять, нейротоксин не подействует. Ведь на самом деле меня здесь нет. А периферийному устройству он не страшен.
Мирон посмотрел на Виталика. За его спиной вздыбилась тень, но киборг заступил ей дорогу — в белом свете его глаз-фар мелькнуло чёрное от грязи и копоти лицо, болезненно-желтые белки глаз с запёкшейся в уголках корочкой, распяленный в немом крике рот…
Киборг махнул рукой — легонько, будто отгонял мошку, и тень улетела туда, откуда появилась. Звук падения был очень мягким, будто тело врезалось в груду тряпья…
— Лезь, — приказал Мирон, глядя на Виталика. — Я за тобой.
Некоторые скобы шатались, из-под них сыпалась бетонная крошка. Одна под весом Виталика сорвалась — тот повис на руках. В другой раз скоба сломалась посередине — как только Мирон поставил на неё ногу.
До сводчатого потолка было метров семь — восемь, скобы заканчивались на шести — просто обрывались, словно остальные кто-то озаботился вытащить из стены, как гнилые зубы.
Снизу слышались глухой шум ударов, ворчание, скулёж и повизгивание. Можно было вообразить, что там дерётся свора бродячих псов.
— Он не убивает их, — прошептал Виталик, неловко свесив голову через плечо, чтобы разглядеть подножие лестницы. — Просто расшвыривает, не даёт сюда подняться.
— Они всё равно уничтожат друг друга.
Мирон покрепче обхватил верхнюю скобу. Зубы стучали, руки были просто ледяными — и вовсе не от холода. Я боюсь, — понял он. — Быть загнанным в ловушку, из которой нет выхода — вот что страшно.
Он вспомнил, как стрелял в ходоков из пулемета. Даже без нейротоксина они уже не были людьми. Голод, лишения, жизнь в потёмках и постоянной сырости делала их похожими на крыс — одни рефлексы, без проблеска разума.
И их становилось всё больше. Толпа накатывала волнами — резкий запах немытых тел, экскрементов и крови не давал вздохнуть.
Белая голова киборга, подсвеченная глазами, временами скрывалась под грудой тел целиком.
— Ну-ка пропусти, — толкнул он Виталика, заставляя подвинуться.
— Что ты задумал? — но парнишка уже и сам догадался. — Тебя разорвут в два счёта, — предупредил он. Киборг — всего лишь периферийное устройство. Платон сам сказал: его здесь нет.
— Если это периферийное устройство сломается, мы обречены, — сказал Мирон, осторожно нащупывая не сломанную скобу под собой. — У нас даже фонарей нет.
Цепляясь одной рукой, другой он нашарил под курткой рукоять меча, вытащил и активировал лезвие.
— Остановись, — Виталик обхватил Мирона за руку, которая держала меч. Его хватка по сравнению с киборгом, была детской. — Это токсин. Он добирается до нас понемногу.
— Я должен помочь брату.