В конце концов борьба технетики с населением стала азартной игрой,а тем самым частью массовой культуры- в виде тотализатора-морализатора (сокращенно -тотомор).Главный выигрыш доставался тому, кто первый оставит с носом новый добротизатор. Терроризм пошел на убыль, поскольку не все противодобротные средства допускались в игре,а за нарушение правил грозила дисквалификация. С помощью материальных стимулов удалось устранить в зародыше приватные атомные конфликты,ареной которых раньше других стала Лизанция,держава, передовая во всех отношениях.Кто знает,чем бы все это кончилось,если бы не тотомор; ведь достаточно было слуха,будто боевики-телобитники завалили штаб-квартиру аморализаторов письмами (которые,дескать,пропитаны солями урана и,слившись в критическую массу,поднимут на воздух полгорода), чтобы разразилась страшная паника.Мильоны беженцев забили дороги, а сверху на них обрушился град орнитоптеров,налетавших друг на друга в воздушных пробках.Радиус возникшей при этом гробосферы (или же давкострады) достигал двухсот миль. На счастье, подобные катастрофы более не повторялись.Упомянутое нами движение телобитников возникло в связи с упадком телотворения.Многотельству (которое осуждали за расточительство)положило конец обстоятельство совершенно банальное и,как обычно,непредвиденное- дефицит прядильно-ткацких бромидов; а без них нельзя синтезировать телеуправляемых вирусных хромопрядов.И вот, когда сырье для изготовления хромопрядов подорожало двухсоткратно,а пять крупнейших телотворительных консорциумов вылетели в трубу,лизанская молодежь создала субкультуру телобитников,требуя тел возможно более дешевых, экономичных, удобных и скромных. Что же касается аморализаторов, то они предложили в конгрессе закон о пожизненном заключении за повреждение добротизаторов деморалками(разновидность злобоголовок,самонаводящихся на все добродетельное). Но вам,надеюсь, понятно, что в такие детали нашей истории мы не можем вдаваться.
Борьба механизированной любви к ближнему с террористами и ревнителями личной свободы была,разумеется,лишь эпизодом на фоне по-настоящему серьезных событий.На планете шла куда более грандиозная, хотя и бескровная схватка- с демографическим потопом.
Надо отдать должное технике- она делала что могла,дабы облегчить все более тяжкую участь граждан.Так называемой циклической снедью, или же пищей многоразового пользования (она проходила через организм в неизменившемся состоянии),питались самые бедные.А чтобы напрасно не раздражать их, были устроены секретораны- конспиративные заведения, в которых клиенты со средствами могли объедаться как прежде.Чудеса кулинарного искусства кромсали здесь втемную,видя их лишь на экранах ноктовизоров,зато не соблазняя зевак. Урбанисты могли за каких-то три дня возвести миллионный город из тесноскребов,и эти быстрограды заполняли остатки незастроенного пространства; в сущности, вся Лизанция была уже одной сплошною столицей. Одновременно развернулась лихорадочная миниатюризация всего,что только можно было уменьшить, от книг и газет до железных дорог.На смену метро пришло дециметре,а потом и сантиметре. Однако работу редукционной промышленности затрудняли неизменившиеся размеры самих живлян.Снова раздались голоса ярых антинаталистов,которые миниатюризацию объявили тупиковым путем и домогались регулирования рождаемости; но о таком грубейшем посягательстве на основные права живлян никто не желал и слышать. Лишь господствующим настроением умов можно объяснить легкость, с которой парламенты одобрили генженерный проект, известный под названием сокращенческого закона. Он предусматривал редукцию стандартного гражданина в масштабе 1:10.Разумеется,имелось в виду следующее поколение живлян.Чтобы сохранить свободу деторождения, постановлялось, что тот, и только тот, кто подвергнется генной перестройке,вправе произвести на свет любое количество потомков.Это было хитро задумано, поскольку устраняло принудительную микрогенизацию:тот,кто не шел на нее,умирал без потомства,так что следующее поколение состояло из одних лишь микромалюток; когда же их родители вымерли,планетную экономику спешно редуцировали в том же масштабе. Всеобщий комфорт не потерпел никакого ущерба, ведь все уменьшилось в равной пропорции.Церкви выбрали меньшее зло и дали согласие на этот маневр.Впервые с незапамятных времен все наслаждались блаженным простором,а вдобавок ощущали необычайную легкость- ведь самые упитанные толстяки весили двести граммов; но скептики и пессимисты пророчили, что от таких облегчений жди новых мучений.