– Так иди! – сказал Чаки.
– Смотри!
Камешек стал медленно погружаться. Чернота беззвучно втянула его в себя и снова стала неподвижной.
– Я пытался перейти, – сказал Грустный Котёнок, – но каждый раз начинал тонуть и едва успевал выскочить на берег. Один раз я так рассердился, что стал бить шпагой по воде, но она чуть не отняла её у меня. Теперь моя шпага погнулась.
Чаки подошёл к краю воды и вгляделся вглубь. Во мраке, медленно скользя, плавали огромные мерцающие рыбы, а в самой глубине лежало что-то огромное, что-то чернее самой черноты, окружавшей его.
– А что там лежит на дне? – спросил мальчик.
– Когда я был совсем маленький, – ответил Грустный Котёнок, – этой реки не было, и здесь лежал огромный длинный корабль из железа. Внутри было так интересно и страшно. Мы с сёстрами и братьями часто в него залезали, чтобы понажимать всякие кнопочки. Один раз мы залезли в странную светящуюся комнату, нажали на кнопку и корабль задрожал. Мы испугались и выбежали наружу, а из корабля потекла чёрная вода. Они побежали туда, а я сюда и так мы оказались по разные стороны.
– А кто построил мост, про который ты говорил?
– Не знаю, – ответил Грустный Котёнок.
– Ты же должен был видеть, как его строят!
– Нет. Я уходил искать, где кончается река, а когда вернулся, мост уже был.
– Наверное, кто-то строил его для тебя, – предположил Чаки.
– Может быть.
Чаки тоже было нужно переправиться на ту сторону, да и котёнку очень хотелось помочь, поэтому он предложил:
– Покажи мне этот мост, и мы вместе придумаем, как его опустить.
Котёнок в первый раз поднял голову и посмотрел на Чаки бездонными серыми глазами.
– Как ты туда попадёшь? – спросил он. – Ты тяжелее меня и чёрная вода затянет тебя.
– Веди.
Грустный Котёнок встал, взял погнутую шпагу и пошёл вдоль берега. Чаки последовал за ним.
Вскоре они действительно увидели мост. Огромное, сделанное из мусора сооружение больше походило на башню с огромным колесом, вокруг которого была намотана толстая цепь. До неё было не больше ста шагов.
– Вот.
– Да, я вижу.
Чаки осторожно прикоснулся к волосам, и маленькая шустрая ящерка скользнула ему на ладонь.
– Опусти мост, – прошептал Чаки, поднеся ладонь к губам.
Ящерка моргнула маленькими умными глазками, чирикнула и, ловко спустившись по одежде, за несколько секунд перебежала озеро, почти не касаясь лапками поверхности. Через несколько секунд после того, как она оказалась на той стороне, верёвка, державшая мост, лопнула, и тяжёлая махина со скрипом и грохотом упала, подняв целое облако пепла.
Котёнок тут же со всех ног бросился на мост и скрылся, а ящерка, вернувшись, снова спряталась в волосах Чаки.
– Я же говорил тебе её взять, – сказал василёк.
Пройдя по скрипучему, шатающемуся и осыпающемуся мосту, Чаки перешёл на ту сторону и увидел Грустного Котёнка. Он сидел у огромного колеса, обнимая высохший скелет. Несколько других скелетов лежали рядом.
– Это его семья, – догадался цветок.
– Да, это его семья.
Чаки хотел что-то спросить, но котёнок выглядел таким опустошённым, что мальчик просто погладил его по голове, вытащил фляжку и поставил рядом.
– Что это? – чуть слышно спросил Грустный Котёнок.
– Этот напиток поможет тебе победить грусть и снова почувствовать желание жить, – ответил Чаки.
– Убери, – печально сказал Грустный Котёнок. – С чего ты решил, что я хочу перестать грустить? Грусть – всё, что у меня осталось, и я не променяю её даже на все радости мира. Спасибо тебе за то, что опустил мост, а теперь уходи.
– Ты не пойдёшь со мной?
– Нет. Грустить нужно в одиночестве.
Мальчик убрал фляжку, попрощался и пошёл дальше.
– Некоторым очень нравится грустить, – сказал василёк. – Для них именно в тоске и печали состоит высшее наслаждение.
– Но ведь это неправильно! – возмутился Чаки.
– А кто решает, что правильно, а что нет?
Чаки не знал, что ответить, и промолчал. Обернувшись, он увидел Грустного Котёнка, всё так же обнимающего скелет.
– Они строили для него мост, а, когда достроили, так и не успели опустить и умерли.
– Многие умирают на пороге цели.
– Это очень грустно.
– Но ведь они никогда об этом не узнают, – возразил василёк.
– Да, они об этом никогда не узнают, – повторил Чаки, – но от этого не менее грустно.
Впереди показались какие-то руины.
– Ты когда-нибудь испытывала грусть?
– До того, как увидела тебя, я испытывала её постоянно.
– А сейчас?
– Сейчас я тоже грущу, но это другая грусть.
– Я тоже грущу и у меня это тоже другая грусть.
– Тёплая и светлая.
– Да. Тёплая и светлая…
Железный клоун на руинах пыльного города
Это действительно были руины, оставшиеся от когда-то шумного и многолюдного города. Чаки шёл по покрытым многовековым слоем пепла и пыли улицам среди остатков каменных стен, на которых отчётливо виднелись серые силуэты людей, запечатлённых в причудливых позах. Некоторые словно пытались прикрыться от чего-то, другие отворачивались, третьи стояли на коленях, воздев руки к небу.
– Как ты думаешь, кто их всех нарисовал? – спросил мальчик.
– Тот же, кто разрушил этот город, – ответил василёк. – Огонь, прирученный ими.